Пэт Ходжилл - Верхом на раторне

Ох, но прошлое не было мёртвым, только спящим, готовым снова подняться и нанести удар. Так ей пообещала Ведьма.

— Что-то изменило твоего отца, — сказала Ранет сквозь кровоточащие губы Искусительницы. — Теперь, его кровь бежит в тебе, как и твоем брате. Является ли его заключительное безумие вашим общим наследством? Сможет ли кто-нибудь из вас по-настоящему узнать самого себя, пока не поймёт его?

Ха. Сколько ни выбирай — всё одно. Это касается Тори так же сильно как и её. К тому же, весь её опыт показывал, что если повернуться к проблеме спиной, она норовит укусить вас в зад.

Здесь нашлась груда не слишком заплесневелой одежды, возможно, её обронила Рута, когда ринулась вниз по лестнице. Джейм навалила её на приподнятый очаг, создав что-то вроде постели, улеглась, всё ещё полностью одетая, и попыталась устроиться поудобней. Пламя грело ей спину, да и Жур забрался на руки, но она продолжала дрожать.

Куртка Лордана ухмылялась ей из теней у двери, где она позволила ей выпасть из рук. Никакое другое слово не могло передать выражение этих острых складок толстой от стежков ткани, слишком тяжёлой, чтобы смяться, даже когда её так бесцеремонно бросили. Несмотря на протесты потревоженного Жура, она со вздохом встала, чтобы поднять её. В конце концов, зачем ещё она притащила с собой эту проклятую вещь? Рута, как могла, почистила её и заштопала разорванную подкладку, но при малейшем движении, из неё по-прежнему просачивалась наружу старая вонь, как всегда сильная, индивидуальная и отвратительная. Вернувшись с курткой к очагу, Джейм задумалась, не бросить ли её в огонь. Фамильная реликвия или же нет, Грешан без сомнений изгадил её во время последней починки. Но если куртка стала ободранной шкуркой старых кошмаров, то ей всё ещё нужно узнать их секреты.

Самодовольно воняя, куртка легла на неё непрошенными объятьями. Складки одежды, на которой она лежала, впивались ей в кожу и она беспокойно ворочалась, заставляя Жура ворчать. Огонь рычал над своей деревянной добычей. Снаружи приходил приглушенный рокот казарм.

Никогда в своей жизни она не чувствовала себя менее способной заснуть.

— Чего это ты ухмыляешься?

Харн мрачно глядел на старшего офицера Эдирр, сидящего, скрестив ноги, третьим справа от него по кругу, через высокомерного Ардета и Даниора, который казался слишком юным, чтобы находиться здесь, в такой августейшей компании. Как и в зале внизу, Совет Рандонов придерживался порядка следования знамён их домов, но сейчас они сидели кругом, не выделяя старших и младших.

— О, ничего, ничего, — поспешно сказал Эдирр и отвернулся, чтобы поговорить с серьёзным Бренданом справа от себя.

Харн потянул свой шёлковый шарф. Может он и миленький, но скользкий; ему пришлось завязать его узлом вокруг своей толстой шеи, чтобы удержать от соскальзывания. Однако, теперь он чувствовал, что тот как будто пытается его задушить. Или он, или вина: Кадет Рута перехватила его прямо у входа в Комнату Карт с коротким, свистящим посланием, что Лордан Норф полагает, что ему следует надеть этот шарф — и это тогда, когда Джеймс должна была точно знать, что он собирается предать её.

Он тайком скосил глаза на украшенную вышивкой кайму, которая, похоже, так забавляла Эдирра. Если смотреть сверху вниз, она походила на абстрактный узор, павлиново-синие нитки на мерцающем сером. Он не видел ничего смешного ни в нём, ни в чём-то ещё, случившимся этим вечером.

Жуткая судьба Искусительницы его не волновала — сильно: было ясно, что женщина пересекла множество ограничительных черт, и то, что она насквозь продырявила Шета Острого Языка стрелой было наименьшим из её проступков.

Но этот мальчик в квадрате с вырванным горлом… что за несчастный, маленький комочек он из себя представлял, его глаза и рот, разинутый в застывшем ужасе. Харн помнил его живого, слишком маленького для своего возраста, с худощавым, полным решимости лицом, борющегося за своё место под солнцем. Ребёнок. Искусительница могла это использовать: Вот твой шанс проявить себя, получить боевое крещение[75] на службе своей леди.

Кровь. Земля была пропитана ею. Его руки были влажными и сальными — только от пота, говорил он себе; но когда он закрывал глаза, всё, что он видел, было красным.

Что случилось с нами, Черныш? Как подобное могло произойти, да ещё в этом месте? Мы потерпели неудачу в чести, или это честь потерпела неудачу в нас?

Он крутил в ладони два камня — белый кварц и черный известняк, оба гладко отполированы горным потоком и согреты его прикосновением. Ещё два лежали перед ним. Подобно остальной части Совета он потратил последние несколько недель решая, какой камень заработал каждый кадет, белый или чёрный, остаться или уйти. Некоторые решения были очень непростыми. И одно из них становилось всё тяжелее с каждой минутой. Возможно, ему стоит попросить отсрочки. Способен ли хоть кто-то из них судить мудро и разумно после подобного вечера?

Старший офицер Рандир Шило села напротив, её спина была примерно напротив восточной стены, так же как его — напротив балкона и запада. Вокруг них, в свете свечей мерцали настенные фрески, на каждой из которых кровавый хаос битвы превращался в чёткие линии и сверкающие цвета. Вон там, на северной стене была самая новая: Водопады. Шило прекрасно справилась со своими обязанностями на Нижних Валах, как и на многих других, так называемых, полях славы, где она часто сражалась вместе с ним. Хорошая женщина. Хороший офицер. Однако, этим вечером она выглядела как не сожжённый мертвец. В её левой руке была шишковатая кость, позвонок крупной змеи; а в правой, чёрная… штука с маслянистым блеском, небольшая, но спиральная, как будто туго намотанная — и то и другое, без сомнений, было выбором её леди Ведьмы. Харн злился из-за участи своей сослуживицы. То, что случилось этим вечером не было её виной. Почему такие чистые руки как у неё, должны касаться подобных предметов?

Но она не попросила отложить отбор.

Комендант сел слева от него, за Яраном. Отблески свечей оттенили соколино-острые линии его лица и свежий, белый шарф, который служил перевязкой. Его плечо должно было пульсировать при каждом ударе сердца, но он не проявлял никаких признаков этого, кроме, возможно, собирающихся теней под глазами.

И он тоже не попросил отсрочки.

Харн вздохнул. Если Шет мог справиться с этим даже с кровавой сквозной дыркой в плече, то, значит, мог и он. Ох, но это было трудно.

— Мы знаем, почему мы здесь. — Голос Коменданта звучал ровно. Это наша клятвенная обязанность, говорила его интонация, и мы не можем от неё уклониться. — Училище не сможет обеспечить всем необходимым своё текущее население на всю наступающую зиму. Что более важно, здесь должны быть только самые лучшие и теперь настало время определить, кто они. Пара десятков уже уехала этой ночью.