Джо Аберкромби - Герои

— Насколько они уже продвинулись? — спросил отец Финри.

— Когда я видел их в последний раз, они приближались к меньшим камням. К Детям. Но сумели ли они их взять или нет…

— Сопротивление упорное?

— Усиливается.

— Когда вы покинули их?

— Я скакал со всей прыти, сэр, так что полагаю, около четверти часа назад.

Отец Финри оскалил зубы под ливнем. Контур холма, на котором стояли Герои выделялся лишь чуть более тёмной помаркой на сплошном сером занавесе. Для неё его мысли не тайна. В настоящий момент они доблестно завоевали вершину, либо наступают в яростной схватке, либо откатились назад ценой большой крови. Все или никто, живы или погибли, победители или побеждённые. Он развернулся на каблуках.

— Седлайте коня!

Самоуспокоенность Байяза сдуло, точно огонёк свечи.

— Я бы высказался против. Там, внизу, вам нечего делать, маршал Крой.

— Тут, наверху, мне нечего делать уж точно, лорд Байяз, — отрубил отец, проходя мимо него к конюшне. За ним потянулся штаб с несколькими охранниками, Фельнигг во все стороны огрызался приказами. Ставка внезапно ожила кипучей суматохой.

— Лорд-маршал! — воскликнул Байяз. — Полагаю это немудрым!

Отец даже не обернулся.

— Тогда, будьте любезны, оставайтесь здесь. — И он сунул в стремя сапог и сел на коня.

— Клянусь мёртвыми, — прошелестел Байяз самому себе.

Финри тошнотненько улыбнулась.

— Кажется, вы ещё можете оказаться на передовой. Может, даже своими глазами увидите, как сражаются простые люди.

Не похоже, будто Первый из магов развеселился от этих слов.

Кровь

— Идут!

Ручей и сам владел обстановкой настолько, чтобы это понять, но на Героях такая плотная давка, что больше ему ничего нельзя было разобрать. Мокрые меха, мокрые доспехи, под дождём блестят клинки, с угрюмых лиц стекает вода. Сами камни — зыбкие тени, призраки за зубчатым лесом копий. Моросистый шелест капель по металлу. Звон и лязг оружия отражаются от склонов, боевые кличи приглушает ливень.

Толпу всколыхнуло великим всплеском, и Ручья приподняло над землёй, пихнуло в никуда, вывалило в кучу теснящихся, толкающихся, орущих воинов. Несколько мгновений у него заняло осознание, что это свои, но оттуда во все стороны тыркалось столько острых клинков, что не требовалось союзных, чтобы насадить на них твои яйца. Ведь не союзным же мечом убили Терпилу?

Кто-то дал ему локтём по голове, и он покачнулся, получил от кого-то опять и упал на колени, тяжёлый сапог вмял его ладонь в грязь. Подтянулся наверх, цепляясь за щит с драконьей головой — очевидно, крайне радуя его хозяина. Бородатый мужик зло заревел на него. Гул битвы нарастал. Люди протискивались, чтобы оказаться поближе к ней — или наоборот подальше. Воины зажимали раны, проливали кровь, розоватую под дождём, потрясали оружием — со всех стекает вода, все обезумели от страха и ярости.

О, мёртвые, ему хотелось сбежать. Не понятно, плачет он или нет. Одно ясно — больше падать нельзя. «Стой со своей командой», вот что сказал Утроба, ну же? Стой со своим вождём. Он обратился к буре и захлопал глазами — на миг всплеснулся промокший штандарт Чёрного Доу. Он понимал, что Утроба должен быть рядом. Поспешил туда, промеж дрыгающихся тел, сапоги проскальзывали в развороченном дёрне. Вроде бы промелькнуло сварливое лицо Дрофда. Послышался рёв, и к нему устремилось копьё. Не так и быстро. Он сдвинул голову вбок, так далеко, насколько сумел, вытягиваясь всем, чем только мог и острие прошло рядом с его ухом. В другое ухо кто-то взвизгнул и навалился на него, обдавая плечо теплом. Хрип и клёкот. Вдоль всей руки горячо и мокро. Он поперхнулся, извиваясь плечами, стряс с себя труп, скатил его вниз, в грязь.

Ещё один всплеск в толпе, и Ручья, потащило вскользь, влево. Пытаясь устоять, он раскрыл рот от усилий. Тёплый дождь проводил по щеке дорожки, человек впереди вдруг рыскнул в сторону, и он заморгал, глядя на открывшееся пустое место. На полоску грязи, с беспорядочно раскиданными телами, сломанными копьями и лужами, в которые впивался дождь.

И на то, что находилось на другой её стороне. На врага.

Доу что-то проревел через плечо, но Утробе не удалось его расслышать. Разве можно вообще расслышать хоть что-то в шипении дождя и гуле хриплых голосов, громких, как сама буря. Поздно отдавать приказы. Для всех настало время держаться уже полученных, верить, что свои сделают как надо, и драться. Показалось, он вроде заметил движение рукояти Отца Мечей промеж копий. К своей бы ему дюжине. Встать бы за свою команду. Зачем он ответил «да» и сделался вторым у Доу? Может потому, что был им у Тридубы и ему отчего-то вздумалось, раз он займёт своё прежнее место, то и весь мир станет таким как прежде? Старый дурак ловит призраков. Что было — прошло. Жениться бы ему на Кольвен, когда была возможность. Ну, хотя бы сделать ей предложение. Дать возможность и ей — послать его на три буквы.

И он закрыл глаза. Вдохнул прохладный, сырой воздух.

— Надо было остаться плотником, — прошептал он. Но тогда меч казался выбором простого пути. Чтобы обрабатывать дерево потребны все виды орудий — резцы и пилы, топоры большие и маленькие, молотки и гвозди, отвесы и шила. Чтоб стать убийцей надо лишь два. Клинок и желание. Вот только в своём желании Утроба, похоже, уже разуверился. Он крепко стиснул в кулаке рукоятку. Рёв битвы нарастал всё громче и громче, неотрывен от рёва собственного дыханья, от рёва собственного, рвущегося наружу, сердца. Выбор сделан. И он стиснул зубы и рывком распахнул глаза.

Толпа разошлась надвое, точно древесина по волокну, и из промежутка вырвался Союз. Один налетел на Утробу, прежде чем он успел сделать взмах, щиты сцепились, башмаки разъезжались в грязи. Промельк озлобленного лица, удалось наклонить щит и въехать железной кромкой в нос, обратно и вверх, скуля, захлёбываясь. Тяня за лямку щита со всей силы, вонзая его, пыряя им, рыча и плюясь им, вминая его во вражескую башку. Щитом задел застёжку шлема, почти сорвал его. Утроба попытался высвободить меч, рядом хлестнул клинок и вырвал у противника громадный кусок лица. Утроба проскользил по грязи, потеряв опору.

Чёрный Доу раскрутил секиру и вогнал её шип в чей-то шлем, вбивая по самое топорище. Оставил её в черепе трупа, когда тот раскинув руки опрокинулся навзничь.

Перемазанный жижей северянин сплёлся воедино с копьём — рука заломилась за древко, бесполезно вертится боевой молот. В его лицо вцепилась ладонь — силой задирает голову вверх, а глаза неотрывно таращатся вниз, на пальцы.

На Утробу пошёл союзный солдат. Зацепился ногою за что-то и припал на колено в слякоть. Утроба с глухим стуком врезал ему по затылку, проминая шлем. Врезал снова, тот упал, раскинув руки. Врезал снова и снова, вколачивая его лицо в грязь, изрыгая проклятья.