Клайв Баркер - Имаджика

По крайней мере, так было до последнего времени. Теперь же, словно вступив в заговор с теми силами, которые уничтожили его распростершуюся внизу мечту, наркотик отказывал ему в облегчении. Он приказал доставить себе свежую партию еще в дни своих размышлений у места, где стояла Ось, но когда он вернулся в Изорддеррекс, его там ждали вести о том, что его поставщики в Кеспарате Скориа были убиты. По слухам, их убийцы принадлежали к Ордену Голодарей – группке умственно отсталых обманщиков, поклоняющихся Мадонне, как он слышал, и сеющих смуту уже в течение многих лет. Однако они представляли столь малую угрозу для сложившегося положения вещей, что он позволил им существовать, просто ради развлечения. Их памфлеты – смесь кастрационных фантазий и плохой теологии – представляли собой забавное чтение, а после того как их предводитель Афанасий был заключен в тюрьму, многие из них удалились молиться в пустыню на окраинах Первого Доминиона, так называемую Немочь, где неколебимая реальность Второго Доминиона бледнела и растворялась. Но Афанасий сбежал из заточения и вернулся в Изорддеррекс с новыми призывами к борьбе. Судя по всему, убийство поставщиков криучи и было его первым после возвращения актом неповиновения. Дело вроде бы и не очень значительное, но он был достаточно хитер, чтобы знать, какое неудобство он причинил Автарху. Не приходилось сомневаться в том, что он представил это своим сторонникам как акт гражданского оздоровления, свершенный во имя Мадонны.

Автарх выплюнул жвачку криучи и покинул наблюдательную башню, направившись по монументальному лабиринту дворца к покоям Кезуар, надеясь, что у нее остался небольшой запас, который ему удастся стянуть. Налево и направо уходили такие огромные коридоры, что ни один человеческий голос не смог бы донестись от одного конца до другого. Вдоль коридоров располагались многие дюжины комнат – все безукоризненно обставленные и все безукоризненно пустые – с такими высокими потолками, что наверху впору было плавать маленьким облачкам. И хотя его архитектурные усилия некогда служили предметом удивления всех Примиренных Доминионов, теперь безмерность его честолюбия и того, что было им достигнуто (а достигнуто действительно было немало), показалась ему только насмешкой. Он потратил свои силы на все эти безумства, когда ему следовало бы больше позаботиться о тех волнах возмущения, которые расходились от его дворца-империи по всей Имаджике. Его аналитики проинформировали его, что вовсе не провоцируемые им погромы служат причиной нынешней смуты. Она является следствием более медленных изменений в жизни Доминионов, едва ли не самым значительным из которых был подъем Изорддеррекса и соседних с ним городов. Все глаза были обращены к мишурному великолепию этих городов, и вскоре сформировался новый пантеон для племен и сообществ, которые давно уже утратили веру в божеств скал и деревьев. Сотнями и тысячами крестьяне покидали свои пыльные норы, чтобы урвать себе кусочек этого чуда, и кончили тем, что оказались в таких дырах, как Ванаэф, где год за годом накапливалось их разочарование и их ярость. Кроме того, появились те, кто готов был воспользоваться выгодами анархии, как например, новая разновидность кочевников, из-за которых отдельные участки Постного Пути делались фактически непроходимыми. Это были полупомешанные и безжалостные бандиты, которые гордились своей собственной дурной славой. А ко всему прочему добавились еще и новые богатые – династии, возникшие в результате потребительского бума, который сопутствовал подъему Изорддеррекса. В прошлом они не раз просили режим защитить их от алчных бедняков, но Автарх был слишком занят строительством своего дворца. Не дождавшись помощи, династии сформировали свои частные армии для защиты своих владений и клялись в вечной преданности Империи, не переставая плести против нее интриги. Теперь эти интриги перешли из области теории в область практики. Под прикрытием хорошо натасканных армий новоявленные магнаты объявили свою независимость от Изорддеррекса и его налоговой службы.

Аналитики утверждали, что между этими группами нет ничего общего. Да и могло ли быть иначе? Ведь взгляды их совершенно разнились. Неофеодалы, неокоммунисты и неоанархисты – все они были врагами друг друга. Они начали сеять смуту одновременно по чистому совпадению. Или же неблагоприятное положение звезд было тому виной.

Автарх почти не прислушивался к подобным утверждениям. То небольшое удовольствие, которое он получал от политики в начале своего правления, быстро свелось на нет. Не для этого ремесла был он рожден, и оно казалось ему утомительным и скучным. Он назначил своих Тетрархов править четырьмя Примиренными Доминионами – Тетрарх Первого Доминиона свершал свои обязанности, разумеется, in absentia[11], чтобы они предоставили ему возможность отдавать все свое время и силы величайшему из городов – Изорддеррексу – и его великолепной короне – дворцу. Но то, что он в действительности создал, было памятником абсурду, на который он, находясь под воздействием криучи, обрушивал ярость словно на живого врага.

Однажды, например, находясь в подобном визионерском настроении, он приказал разбить все окна в комнатах, выходящих на пустыню, и вывалить на мозаики огромное количество тухлого мяса. В тот же день целые стаи питающихся падалью птиц оставили высокие и горячие воздушные потоки над песками и принялись питаться и размножаться на столах и кроватях, предназначенных для королевского величия. В другой раз он приказал наловить рыб в дельте и запустить их в ванны. Вода была теплой, еды было в изобилии, и рыбы оказались такими плодородными, что уже через несколько недель он мог бы ходить по их спинам, если б захотел. Потом их стало слишком много, и он проводил долгие часы, созерцая последствия: отцеубийства, братоубийства, детоубийства. Но жесточайшая месть, которую он выносил против своего безумного творения, была также и самой тайной. Одну за другой он использовал свои величественные залы с облачками под потолком для постановки драм, в которых все – включая и смерть – было настоящим, а после того, как был разыгран последний акт, он запечатывал каждый театр с таким тщанием, будто это была гробница фараона, и перемещался в следующую комнату. Постепенно величайший дворец Изорддеррекса превратился в мавзолей.

Однако покои, в которые он сейчас входил, были избавлены от этой участи. Ванные комнаты, спальни, гостиные и часовня Кезуар сами по себе представляли маленькое государство, и он давным-давно поклялся ей, что не осквернит его территорию. Она украшала свои комнаты всеми возможными предметами роскоши, на которые падал ее эклектичный взгляд. До его теперешней меланхолии он и сам придерживался сходных эклектических принципов. Он заполнил спальни, в которых теперь гнездились стервятники, безупречными экземплярами мебели в стиле барокко и рококо, велел сделать зеркальные стены, как в Версале, и позолотить туалеты. Но с тех пор он давно уже утратил вкус в подобной экстравагантности, и теперь при одном виде комнат Кезуар к горлу его подступила тошнота, и если бы не необходимость, приведшая его сюда, он немедленно ретировался бы, устрашенный их излишествами.