Мария Семенова - Лебединая Дорога (сборник)
– Многое совершит этот мальчик, – сказала мудрая Фригг, принимая рождённого Ярнсаксой ребёнка. И подивились слышавшие: жена Одина видела далеко в глубь грядущих времён, но ни разу до тех пор не делала предсказаний.
Тор освятил младенца поднятым молотом и окропил водою из чаши:
– Я назову тебя Магни – Могучим. Вырастешь таким же сильным, как я!
– Сильнее, – негромко сказала старая Норна Урд, появившаяся неизвестно откуда.
– Мудрее, – откликнулась Верданди, средняя Норна. А младшая, Скульд, предрекла:
– Он будет носить молот Мьйолльнир, когда придёт его время.
А мальчишка открыл разумные голубые глаза, улыбнулся и ухватил отцовское оружие за железную рукоять, точно игрушку. Еле-еле разжали его пальчики Ярнсакса и Сив…
Дочь
Дочь Сив и Бога Грозы звалась Трюд – Сила: такими уж крепкими и удалыми рождались все в этом роду. Известно, как быстро растут дети. Каждый раз, возвращаясь из похода, Тор радовался чему-нибудь новому: вот прорезался зубик, вот стала бегать, забавно топоча пухлыми ножками, вот впервые поднесла отцу тяжёлый окованный рог с пивом – освежиться с дороги…
И однажды на закате, остановив возле дома запылённую колесницу, увидел Тор на крыльце пригожую юную Асинью, а у ворот – смущённого молодого эйнхерия, воителя из Одиновой дружины… выросла дочь!
Улыбнулся Тор и повёл Таннгниостра с Таннгрисниром к хлеву, и внезапно как из-под земли выскочил не то Карлик, не то уродливый Тролль:
– Вы что тут оба делаете подле моей невесты? Пора уже ей ехать со мной и завязывать волосы в узел, как то пристало замужней!
Схватился за меч молодой воин, заслоняя дочь Бога Грозы… но остановил его Тор. И спокойно сказал Троллю:
– Ты-то сам кто таков, чтобы здесь распоряжаться? Не видал я тебя, хладнорёброго, прежде на этом дворе!
Житель ночи ответил высокомерно:
– Много чести беседовать со всякими оборванцами! Я пришёл к Повелителю Грома, а не к тебе: просватана за меня его белорукая дочь!
– Что-то я не припомню ни сговора, ни сватовства, – нахмурился Тор. – Но даже если ты без меня заморочил голову Сив – не видать тебе дочери, пока я, отец, её не отдам! Или думаешь выкрасть её без моего позволения?
И если пришелец ещё сомневался, что воин в потрёпанной одежде и есть сам Бог Грозы – он тотчас в это поверил, увидев, как сверкнули в сумерках глаза Аса и встала дыбом его рыжая борода. Куда только делась былая заносчивость жениха:
– Как же заслужить твоё согласие на свадьбу, храбрейший из Асов? Послушай меня: я живу в камне, в толще горы. Много там золота, много дорогих самоцветов. Да и сам я хорош: ведь зовут меня Альвисом – Всезнайкой, потому что я умней Квасира, умней даже Мимира, с чьей головою советуется Вождь Богов и Людей…
– Что же ты, Всезнайка, не угадал меня? – спросил Тор, но Альвис даже не заметил насмешки:
– Любовь помрачила мой разум, о хозяин золоторогих козлов. Белоснежную деву в жёны возьму – или жизнь не нужна мне…
– Не нужна, говоришь, – недобро усмехнулся Тор его алчности. И присел на крыльцо, поставил молот между колен. – Что ж, пусть будет по-твоему…
Трюд испуганно вскрикнула и спряталась за эйнхерия, ибо рядом с мужами Одина всякая женщина – всего лишь слабая женщина, даже если её зовут Сила и сам Бог Грозы приходится ей отцом.
– Пусть будет по-твоему, подземный жених, – повторил Тор. – Но сперва докажи, что ты вправду мудрейший. Ответь для начала, каким именем величают мою мать Землю в разных мирах?
– У смертных Людей она Ёрд или Фьёргюнн, – разгладил бороду Альвис. – Ваны зовут её Дальним Путём, Турсы, хозяева пасущихся стад – Зелёной, Альвы-землепашцы – Родящей, а у Богов она – Луг, только не трава в том лугу, а листья ясеня Иггдрасиля…
– Верный ответ, – сказал Тор. – Ну, а Небо как прозывают?
– У Людей оно – просто Небо, у Богов – Твердь, на которой выстроен Асгард, у Ванов – Ткач Ветра, у Турсов – Верх Мира, у Альвов – Кровля, а у нас, жителей подземелья – Дом Влажный, потому что мы не любим дождя.
– И это правильно, – молвил Тор. – А что скажешь, Альвис, про Месяц?
И про месяц ему рассказал Тролль без запинки. И ещё про косматые тучи, льющие дождь, про ветер, без устали мчащийся по Вселенной, про море, несущее корабли, про нивы и лес, про огонь, разгоняющий тьму…
Незаметно минула ночь, а Всезнайка всё говорил и говорил без конца, упиваясь собственной мудростью. Мнилось Троллю – вот-вот исчерпает старший сын Одина свои вопросы, поквитается с ним подземный жених, как когда-то сам Один – с Вафтрудниром…
Но Тор не уставал спрашивать, и уже засерело к востоку от Асгарда ночное небо, когда он сказал:
– А Солнце, Всезнайка?
Альвис вздрогнул и словно бы съёжился:
– Не напоминай мне о Солнце, отец Трюд! Солнце – самое страшное, что создано в девяти мирах! Любят его только Асы, Люди и светлые Альвы, для Турсов оно – Пылающее, ибо грозит растопить их ледяные тела, а для нас, в камне живущих, оно – Гибель…
И вот тут-то могучие кони, Арвак и Альсвинн, рванули упряжь и вынесли в небо солнечную колесницу. Залило светом Асгард, озарило дом Тора и двор перед ним… и пропал Альвис, серым камнем навеки встал у ворот, лишь донеслось последнее:
– Белоснежную деву в жёны возьму, или жизнь не нужна мне…
Вызов
Однажды Отец Богов и Людей, одноглазый Один, оседлал восьминогого Слейпнира и отправился путешествовать. Долго ехал он без особенной цели, мимо крутых, обрывистых скал, где морские птицы устраивали себе гнёзда; уверенно нёс его конь по замшелым древним камням и по морской зелёной воде, и хищные косатки поднимались из глубины – посмотреть на вождя Асов и поклониться ему.
А потом нехоженая тропа завела Одина в глубь страны, на самую границу Утгарда, где не было ни звериных гнёзд, ни человеческого жилья – только нагромождения камня, расколотые валуны, лишь изредка украшенные пучками жёсткой травы. Легконогий Слейпнир скользил над ними, как тень бегущего облака, а Один сидел неподвижно в седле, опустив голову и крепко задумавшись.
Наконец впереди послышался рёв: то река, проточившая в камне глубокое ложе, тремя пенистыми потоками рушилась в бездну, в расщелину треснувшей когда-то Земли. Содрогались, гудели мокрые скалы, неверная радуга колебалась в облаке брызг…
Не стал жеребец Одина брать разбег для прыжка, не стал искать брода и тревожить хозяина; спокойно ступил в клокочущие буруны и перешёл на другой берег по радуге, как по мосту.
Тут разглядел всадника Великан Хрунгнир, живший неподалёку, на хуторе Каменные Дворы.
– Эй!.. – закричал исполин, без труда перекрыв рёв и грохот реки. – Кто там скачет по радуге и не боится упасть? Сдаётся мне, старик, этот конь для тебя слишком хорош! Продай мне его, не то отберу!
– Можешь взять заодно и мою голову, если догонишь, – сказал Один и погладил холку коня, а тот выгнул шею и тронул его колено.
– А что ты думаешь, и догоню! – раззадорился Хрунгнир. – Неплох твой жеребец, но у моего Гулльфакси ноги длиннее. Ну что, не раздумал закладывать голову, седобородый?
– Я слов назад не беру, – сказал Один, и с ближнего камня с карканьем взвились два ворона.
Тогда вывел Хрунгнир своего коня Гулльфакси – Золотую Гриву, бросил ему на спину кусок бычьей шкуры вместо седла, и понеслись они взапуски. И надобно молвить, что впрямь не было скакуна лучше Гулльфакси во всей Стране Великанов, а может быть, и в остальных мирах, освещаемых солнцем. Во весь дух он летел через пропасти, через каменные пустоши и озёра, окутанные холодным туманом, взмывал над бесплодными ледниками и над вершинами гор, отражённых в спокойных водах фиордов – лишь грива струилась назад, как ясный огонь! До сего дня можно видеть следы той бешеной скачки: кипящие родники и глубокие ямы, наполненные горячей грязью. Так она и не остыла с тех пор, когда Гулльфакси разбрызгал её копытами. Славный конь!
…Но с восьминогим Слейпниром даже он сравниться не мог. В ярости нахлёстывал Гулльфакси Великан, видя, что всадник в синем плаще вовсе исчезает из глаз. Потекла кровь по израненным конским бокам, потемнела золотая грива, прилипла ко взмыленной шее. Но не замечал того Хрунгнир – видел только трепещущий синий плащ впереди и знай стегал жеребца, ругаясь, колол короткими шпорами, привязанными к башмакам… Не оглядывался исполин и не видел, что давно за спиной скрылись Каменные Дворы, исчезли вдали горы родного Иотунхейма. В самый Асгард влетел разъярённый Хрунгнир следом за Одином, и застонал Гулльфакси, последним прыжком взмыв над запертыми воротами.
Глянул Хрунгнир… а седобородый уже водит Слейпнира по двору, чтобы остыл верный конь после быстрого бега, гладит крутую шею любимца, и в единственном зрачке – насмешка над глупостью Великана. Только тогда узнал Хрунгнир повелителя воинов и понял, куда завело его хвастовство.
– Здесь ты – мой гость, – успокоил его Один. – Не хочешь ли пива?
