Viva la Mésalliance или Слава Мезальянсу (СИ) - Давыдов Игорь

Однако Маллой-младший попросту не мог позволить этому разуму страдать ещё хоть минуту.

Этот разум заслужил отдых.

Да и в целом, Даркену хотелось проявить немножко заботы. Тем более, что это было несложно.

Хоть не ушло полностью ощущение чуждости оживлённой плоти, но силы в мышцах имелось достаточно, чтобы унести девичье тельце, пусть даже и облачённое в остатки доспеха. Если забыть обо всём, о прошлом и о будущем, сконцентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас, сузить восприятие реальности до сиюминутного, то это было даже приятно: внешностью навязанная “номеру один” будущая пани Маллой обладала приятной, и даже наскоро заштопанные раны, да грубый дендромагический суррогат не могли её всерьёз испортить. То, сколь умиротворённо выглядела сонная аватара хтонического божества, не могло не тронуть сердце молодого человека. Во сне человек очищается от шелухи переживаний и расслабляется.

Занудка отбросила все маски. Ныне она была не боевой некромагичкой, не главой храма имени себя, не доверенным палачом сына рода Маллой, не сошедшей на грешную землю небожительницей и даже не попаданкой из другого мира. Она была просто девушкой. Такой… беззащитной. Сейчас, когда уязвимость не компенсировалась предусмотрительностью и жестокостью, с которой слечна Глашек привыкла наносить превентивный удар, в душе “номера один” пробуждались древние инстинкты защитника. Те самые, ответственные за особую нежность в голосе, за то, сколь заботливо молодой человек будет проносить хрупкое девичье тельце сквозь кажущиеся такими узкими и неудобными дверные проёмы.

Пожалуй, что нет: не был Даркен способен воспринимать синеокую занудку, как богиню. Простая смертная, ведомая мечтами. И пусть у неё есть сила и власть, недоступные другим, это не меняет главного: её надежд и чаяний.

Они мирские. Приземлённые.

Люди сопереживают лишь тем, на чьём месте способны представить самих себя. И вступаются лишь за тех, кого подсознательно считают похожими на себя. Альтруизм, на самом деле, весьма эгоистичная вещь. И, по сути, влезая раз за разом в драку, обнажая боевой поводок, Броня билась лишь ради воплощения одного единственного желания: ради покоя.

Вот только, когда зануда бодрствует, её разум слишком быстро и легко находит причины для тревог. Слечна Глашек видит в предусмотрительности способ оградить себя и близких от опасности, но по факту только прокачивает навык поиска новых поводов для нервов.

Логическая петля Нестерова.

Но Бронька нашла из неё выход. Не имея возможности самой найти покоя, она начала биться за покой других. Ничего нового. Простая сублимация желаний. Так родители надеются воплотить в своих детях идеальных себя.

И вот, здесь и сейчас Даркену захотелось подарить девушке тот самый покой, которого она так жаждала. Не на короткое время, не в мире снов, а в реальности.

В мире снов, в мире снов.

В мире снов, в мире снов.

В мире снов, в мире снов.

Все надежды и мечты.

Улыбка коснулась губ молодого человека. Он остановился посреди лестничной клетки, где-то между этажами, номера которых он не запомнил. А понять, насколько высоко находилась эта площадка относительно земли по виду из огромного, на всю стену, окна, не удавалось, ведь из-за потоков воды на стёклах, те стали совершенно непрозрачными. Лишь отблески уличных фонарей и небесного светила были способны пробиться сквозь эту густую мутную пелену.

Зато хоть град затих. А, значит, утихли гнев и тревога Броньки.

— Судьба — смешная штука, — задумчиво произнёс Даркен, по привычке перейдя на богемийский. — Нет, я не могу, не получается у меня воспринимать тебя, как богиню, как недостижимое существо, как небожительницу. Я же вижу, что это наносное. Как является наносной вся твоя жестокость. И я снова чувствую себя сволочью.

Он перехватил поудобней ношу, что за время спуска по лестнице немного сползла, из-за чего нести её стало заметно менее удобно.

— Это ведь будет несправедливо, если я, как мы с тобой и планировали, останусь тебе чужим. Ты отрицаешь нужду в других людях, но… не представляю, как так можно жить. Эх… — молодой человек тяжело вздохнул, а затем сокрушённо покачал головой. — А ведь всего несколько часов назад всё казалось не таким сложным. Вот зачем тебе потребовалось проявлять слабость? Я же не железный. Я ведь просто человек. Ёлко, Туна, ты… вы разрываете моё сердце на части, девочки. Бесчеловечно вот так проявлять человечность.

В этот момент откуда-то позади в затылок Даркена врезалось суровое басовитое хмыканье. Оглянувшись через плечо сын рода Маллой увидел Гало, беспечно жевавшего гирос.

Возмущению “номера один” не было предела.

— Так! Как ты тут оказался, что ты тут делаешь, и откуда у тебя хавка?

Громила пожал плечами.

— Я шёл за тобой, чтобы прикрыть на случай, если какой недобитыш тут появится. Прямо сейчас я слушал твой монолог о том, что ты не можешь разобраться со своими женщинами. А гиросы продаются в торговых автоматах: там наверху был один. У меня ещё и газява есть.

В подтверждение своих слов Гало достал из подсумка цветастую баночку и потряс ей.

Физия Даркена тотчас же скисла.

— Ты такой трогательный момент обломал, сволочь. Хмыкать-то зачем? Получилось как-то бафосно из-за этого.

— Да, смешно просто видеть, как мужик с ментальным возрастом под пятьдесят лет, суровый и крутой попаданец, между юбками мечется.

— Ой, хавальник заткни себе гиросом и пошли дальше, — поморщился юный дворянин. — И заготовь обновление согревающего заклинания: дырявая броня вообще не держит тепло, а старый терморегулирующий контур уже распадается, а если у меня сорвётся крутая проходка на публике с Бронькой в позе пьеты на руках из-за того, что я промёрзну нафиг, я словлю депрессию.

— Бенэ, — простодушно пожал плечами “номер три” и послушно затолкал гирос себе в пасть.

Глава 23. Будет ласковое солнце

1.

Всё же, красивые виды открывались с балконов храма Лешей. Даже когда на Прагу опускалась ночь.

И очень символичные, если так подумать. Искажённые, изуродованные лёгкие города. Лишь некоторые из труб дымили. Однако, в целом, Ковач был неспособен выполнять свои функции. Он был скорее мёртв, чем жив.

Так чем же с этой точки зрения являлся храм Броньки, что возник неожиданно на руинах порушенного района? Уж не раковой ли опухолью? А что? Метастазы веры пускает, да и сама Лешая, как выяснилось, чересчур уж живуча.

Да, нет пожалуй. Чересчур уж натянутая аналогия. Прихожане этого заведения работают над восстановлением города, пытаются дать ему новую жизнь. И пусть слечна Глашек напрямую причастна к разрушениям, то был побочный ущерб, связанный с необходимостью искоренить то, что на самом деле вело к гибели Праги. Сковронских, метастазу, порождённую Ганнибалом.

Так что, пожалуй что, это лекарство. Очень экстремальный метод лечения, травмирующий организм пациента, но единственный известный юному пану Маллою. Город уже не будет прежним. Это невозможно. Ему придётся полностью изменить свои привычки, свой ритм жизни, свой режим питания.

По-другому никак.

С той заварушки в отеле Сметана прошло уже двадцать часов. Небесное светило успело подняться в небеса, оглядеть последствия ночных похождений ковена рыцарей плюшевого енота Тимки, поохало, покачало головой, да ушло обратно на боковую, в очередной раз бросив через плечо бескомпромиссное и апатичное “у меня короткий день”.

Дождь с тех пор так и не переставал ни на минуту. А Лешая — не приходила в сознание. Маллой-старший настаивал на том, чтобы оживить девушку, используя безымянный палец, оставленный ей накануне в закромах рода, однако покуда отец находился на территории Речи Посполитой, Даркену не составляло никакого труда саботировать инициативу родителя.

Да, ректор убедительно объяснял, почему слечне Глашек не стоит затягивать с появлением на публике, однако у его потомка имелось на этот счёт своё мнение.