Кэрол Берг - Стражи цитадели

— Может быть.

На следующий день я спросил наставника Драка о рабе для тренировок, который выдержал дольше всех остальных.

— Слышал о таком. Он подчиняется уоргриву Дэймону, но участвует и в поединках с другими воинами. Впрочем, вряд ли он еще долго продержится. Он сегодня дерется с Врускотом, а Врускот еще ни разу не проиграл поединка за последние двести лет. Лорды выжгли из его памяти слова «отступать» и «сдаваться», так что он не может произнести их, даже если захочет.

— Я хочу видеть этот поединок.

— Это может быть поучительно. Врускот знаменит своими атаками. Я покажу вам его основные приемы, так что вы будете знать, на что обращать внимание. Поединок, скорее всего, закончится так скоро, что вы можете их пропустить.

Мы занимались до полудня, а затем спустились на одну из тренировочных площадок, как раз за двором военных. Немалая толпа воинов, крепостных и рабов собралась на открытой стороне двора. Другие жались по стенам. Я не привык к толпе и чувствовал себя неуютно, особенно когда мне освободили проход и пропустили в первый ряд.

Угадать, кто из них Врускот, было нетрудно. Я давно уже узнал, что зиды не стареют. Они остаются в том возрасте, в котором их преобразовали, и, чтобы убить одного из них, требуется весьма серьезное ранение. Но в зидах постарше было что-то узнаваемое. Они напоминали старые деревья с загрубевшей корой, под которой, очевидно, находится самая твердая и плотная древесина, способная выдержать любую бурю. И хотя Врускот выглядел не старше тридцати — сорока лет, он был очень стар. Он был невысок, но с очень длинными руками, узловатыми от мускулов. Его бедра напоминали бревна, и, как у всех зидов, глаза его были бледными и пустыми.

Множество рабов стояли вдоль стен, преимущественно — личные слуги высокопоставленных воинов. Я не мог определить среди них того, кто будет драться. Он должен быть огромным и свирепым, чтобы продержаться так долго. И вряд ли ему позволяют бродить свободно. Но единственный раб, который никому не прислуживал, сидел у стены, прикрыв глаза и опустив голову, словно спал или был напуган. От его ошейника тянулась цепь к кольцу, вмурованному в стену у него над головой.

Разумеется, едва зид коснулся цепи, как раб сразу же встал. Он оказался рослым, на голову выше Вру скота. Его плечи и руки были крупные, загорелые и все в шрамах, но он выглядел и вполовину не таким сильным, как зид. Тощий и крепкий, прекрасно сложенный для фехтования, он все равно не был похож на воина. Просто еще один раб, он стоял босой и тихий, пока с него снимали наручники, потупившись, как если бы боялся поднять взгляд на настоящего бойца. Они не собирались давать ему доспехи, так что он стоял босиком на раскаленной земле, пока Врускот облачался в толстый кожаный шлем, поножи и легкую кольчугу поверх поношенного гамбезона. Лопни мои глаза, если этот раб хоть раз оцарапает Врускота.

Но все изменилось, когда они дали рабу меч. Он поднял голову, и можно было подумать, что его кожа превратилась в сталь. Я бы не удивился, увидев, как меч соскальзывает с его голой руки или искры сыплются из его глаз. Маленький круглый щит, который ему дали, едва ли был ему нужен.

Врускот этого не замечал. Он оглядел раба с головы до ног и скривил губу. Потом дотронулся острием меча до ошейника.

— Сквозь него, — сказал он. — Я проткну тебя прямо сквозь него. Ты забыл свое место, падаль.

Раб даже глазом не моргнул, что Врускоту не понравилось.

— К бою, раб! — прорычал зид.

Не было медленного начала, кружения, ложных выпадов, попыток нащупать слабину противника или наиболее опасные стороны его стиля. С самого начала схватка оказалась по-настоящему яростной. Они бились на длинных мечах, нанося настолько мощные удары, что можно было почувствовать колебания воздуха. Трижды я видел, как мой отец — то есть тот, кого я считал своим отцом, герцог Томас, Защитник Лейрана, — сражался с лучшими бойцами Четырех королевств. Я думал, что никто не может двигаться с такой скоростью и изяществом, как папа… до этого дня в Зев'На. Рядом с рабом Врускот выглядел как вол.

Прошел час. Шум толпы — болтающей, заключающей пари, охающей и насмешничающей — стих до полной тишины, нарушаемой лишь звуками поединка. Лязг и скрежет мечей, глухие удары меча о щит. Тяжелое, сбитое дыхание. Кольчуга Врускота звенела от малейшего движения, а его сапоги глухо стучали и шаркали по твердой земле. Босой раб двигался бесшумно.

Врускот пролил первую кровь, ранив противника в переднюю часть бедра. Зид наступал, используя преимущество, так что толпе, сгрудившейся у одной из стен, пришлось убраться с дороги. Но он был слишком разгорячен, слишком сосредоточен на своем следующем ударе и ошибочно принял за слабость то, что раб все еще оставался в защите. Когда Врускот почти притиснул противника к стене, и они оказались так близко друг к другу, что могли бы почуять дыхание друг друга, раб отразил следующий удар тычком щита — мне достаточно было представить это движение, чтобы у меня заныла левая рука, — и в то же самое время обрушил по высокой дуге собственный меч в мощной встречной атаке. Зиду пришлось отступить, чтобы не расстаться с головой, и он тем самым дал рабу пространство, чтобы уклониться, отступить назад и развернуться кругом, вынуждая Врускота встать лицом к солнцу. Тот тоже не был медлителен, несмотря на толстые ноги, и успел вскинуть меч и щит, прежде чем его достал новый удар. Пот ручьями лился с обоих противников.

Теперь раб осыпал Врускота шквалом рубящих атак — выше, ниже, снова выше, переходя от одного удара к другому с плавной силой. Зид держался, но потом угодил каблуком в трещину и рухнул прямо под занесенный меч раба. Толпа ахнула в один голос. Раб ждал, подняв меч — нацеленный прямо в шею Врускота. Зид просто лежал, тяжело дыша, с таким убийственным выражением лица, что я поражался, как его противника еще держат ноги. Но раб ударил по губам тыльной стороной оружной руки и указал на Врускота. Тот раздувал ноздри и молчал.

Никто не сказал ему! Раб не знал, что воин не может сдаться.

Вместо того чтобы прикончить зида, раб отступил и позволил тому встать. Что за глупец! Неужели он думает, что зид преисполнится к нему благодарности или что у него есть хоть какое-нибудь представление о чести, которое удержит его от того, чтобы выпустить противнику кишки при первой же возможности? Лицо Врускота пылало — и не только от жара схватки. Он с яростью бросился в атаку. Враги медленно двинулись по кругу. Раб заставил зида опуститься на колени — на этот раз благодаря собственному мастерству, а не удаче, но снова сделал знак, чтобы Врускот сдавался, и снова отступил, когда тот ответил отказом.