Элизабет Мун - Клятва наемника
Когда ее товарищи поймут, что с ней случилось, подумала мрачно Пакс, они будут горевать о ней и гордиться ее подвигами. А если они так никогда и не узнают… возможно, это будет даже и лучше. Она больше не сердилась на них. Они просто не могли понять, куда она исчезла, и это не их вина. Ее друзья по Фин-Пениру чересчур любят рассуждать о том, что правильно и что неправильно. Все это уместно в схватке между людьми. А вот если бы они побывали там, где находится она, они бы, несомненно, поняли, что лишь сама борьба имеет смысл, да еще смерть врага, и гнев, сдобренный пролитой кровью.
…С этой мыслью Паксенаррион проснулась у себя в камере. Над ней стоял облаченный в накидку иунизин. Она заморгала, с трудом приходя в себя. Видимо, методы исцеления, используемые здесь, дурманили ее голову. Иунизин кивнул одному из своих помощников, и тот поднес к губам Пакс кружку с какой-то жидкостью. Она сделала несколько глотков: это была все та же обжигающая смесь, что и раньше, но содержимого кружки было мало, ей хотелось пить еще. С каждым глотком она чувствовала, что силы возвращаются к ней. Тогда Пакс попросила пить еще и опрокинула залпом две кружки подряд. Затем она с легкостью поднялась на ноги.
— Ты показала нам отличное мастерство, Паксенаррион. Такое мастерство, что мы должны щедро вознаградить тебя. Ты еще помнишь своих друзей? Где они? Твои друзья остались наверху? — спросил иунизин.
Пакс наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Друзья… Да, где-то у нее были друзья… Она не могла вспомнить их имена, но определенно у нее были друзья. Она кивнула в ответ.
— Твои хорошие друзья. Такие хорошие друзья… Они волновались о тебе и поэтому отправились на поиски. Для того, чтобы освободить тебя.
Пакс сказала заплетающимся языком:
— Я могу освободить себя сама… Я могу сражаться…
Он усмехнулся в ответ:
— Правильно. Ты можешь сражаться. Ты можешь освободить себя. И мы позволим тебе сражаться, Паксенаррион. Еще одно сражение, и ты будешь свободна. Ты будешь среди своих друзей.
Вдруг сознание Пакс прояснилось, словно пелена спала с ее глаз. Она явственно увидела перед собой Амбериона, Адхиела и маршалов. Ведь именно они были ее друзьями. Но были ли они здесь? В душе ее возродилась надежда. Она внимательно посмотрела на иунизина: что он имел в виду? Она сможет освободиться, если будет сражаться?
— А… к тебе возвращается память. Это хорошо. А теперь послушай-ка меня. Ты должна сразиться еще раз с несколькими из наших младших слуг, чтобы вернуться к своим друзьям. Если ты победишь, то будешь освобождена и получишь в награду выигранное оружие. В противном же случае ты умрешь.
Прежде чем она успела что-либо ответить, он сделал знак рукой своим помощникам, и несколько иунизинов тут же внесли в камеру доспехи, украшенные черными пластинами, черный шлем, увенчанный черной конской гривой, и красивый длинный меч с искусной инкрустацией на рукоятке. Но Пакс некогда было как следует рассмотреть его. Пришедшие начали облачать ее в доспехи, и Пакс поняла, что, как и прежде, когда ее собеседник приказывал ей стоять спокойно, она даже не может пошевелиться.
Когда кольчуга была наконец надета, Пакс почувствовала себя в ней неловко. Со шлемом дело обстояло еще хуже. Как только его поднесли к ее голове, она ощутила внезапное предубеждение против него и попыталась оттолкнуть его в сторону. Но шлем на голову ей все-таки надели, надвинув низко на глаза и закрыв им щеки.
Девушке было трудно дышать. Кто-то опустил забрало. Она посмотрела сквозь щель для глаз, но все предметы расплывались, словно в тумане.
— Я ничего не вижу! — сказала она. Голос эхом отдался в ее шлеме:
— Ничего страшного. Все здесь кругом твои враги, да? Все — враги. Вот… возьми меч.
Пакс взвесила меч на руке, оценивая сталь. Судя по всему, оружие было хорошим. Сзади вновь раздался голос:
— Все враги… Иди, сражайся… сражайся за свои права, Паксенаррион. Сражайся со своими врагами. Сражайся…
Ее вовсе не нужно было побуждать действовать. Она пошла вниз по коридору, прочь из камеры, пошла одна и без сопровождения охраны. Сначала она едва различала дорогу и боялась наткнуться на стены, но потом зрение Пакс стало немного четче. Она разглядела впереди иунизинов, и они все куда-то бежали.
Девушка довольно улыбалась. Скоро… Скоро она им всем покажет. Она не была теперь беспомощной, теперь у нее была сила, которая накопилась в течение всех этих долгих мрачных часов. Пакс размышляла, каким путем ей лучше идти, и вдруг услышала лязг металла из широкого прохода, пересекающего тот, по которому она шла. Пакс повернула туда, чтобы посмотреть, что там происходит. Борьба… Упорная борьба… Она увидела проход, забитый вооруженными фигурами: иунизины, орки, еще какие-то чудовища. Она перевела дыхание и уверенно пошла вперед, держа меч наготове.
Паксенаррион со всего размаха кинулась в испуганную массу врагов, целясь в одетого в черное и смеющегося над ней иунизина. Широкие взмахи ее меча отделяли головы от плеч, расчищая место вокруг нее… Она скрестила свой меч с чьим-то большим клинком и рассмеялась. Впереди были еще более сильные противники, огромных размеров.
Ненависть и гнев вспыхнули в ней с новой силой. “И вы тоже, — подумала она. — Я все равно буду сражаться, я буду сражаться со всеми вами, кем бы вы ни были. Буду сражаться, чтобы вернуться к моим друзьям. Во имя Геда…” Имя его вспыхнуло в ее памяти, и она открыла рот, чтобы громко выкрикнуть его. На этот раз губы ее все же произнесли: “Во имя Геда”.
Память Пакс неожиданно словно всколыхнулась, и из самых ее глубин донесся голос, похожий на грохочущий камнепад: “Остановись!” Пакс застыла. Одна ее рука с мечом взлетела в воздух для следующего удара, одна нога уже почти поднялась над землей. Но в это самое мгновение она перестала что-либо видеть и слышать.
Глава XXVI
Проснулась Пакс в темноте. Она лежала на чем-то мягком, более удобном, чем камень, и прохладный воздух — живительный воздух — освежал ее лицо. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь вокруг, она моргнула. Над головой что-то мерцало. Звезды. Поток воздуха усилился, он доносил запах сосны, лошадей и дыма.
Девушка не могла понять, где находится. У нее пересохло во рту, и она попыталась прочистить горло, но звук при этом послышался какой-то странный. И сразу же голос — человеческий голос — послышался из темноты:
— Пакс? Ты что-то хочешь?
На глаза у нее навернулись слезы и побежали по щекам. От волнения она ничего не могла сказать. Затем послышался шелест одежды, и из темноты показалась чья-то рука, которая дотронулась до ее лица.
— Пакс! Ты плачешь? Вот…
Рука куда-то исчезла, послышался шорох, затем рядом с ней вспыхнул свет, который больше не выключали. Она подумала: лампа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});