Ольга Голотвина - Знак Гильдии

Над сникшим слизняком нависала уже на волна, а мощный щит – тяжелый, окаймленный пеной, собравший в себя такую массу воды, что у причала обнажились заросшие водорослями темные сваи, а стоящий на якоре корабль потянуло от берега.

Под неистовые крики людей Тварь дрогнула, затряслась, как студень, вывалившийся из перевернутой миски, и начала погружаться.

Водяной щит рухнул в бухту, подняв тучу брызг, в которой заиграла радуга, и заставив «Белопенный» заплясать на якорной цепи.

Люди кричали, пели, хохотали, обнимали друг друга. Стражники смешались с толпой. Курносая внучка пасечника расцеловала короля, что его отнюдь не разгневало. Лекарь Марави, тихий старичок, любитель древней книжной премудрости, совершил нечто невероятное: встал на руки и так пошел по набережной! (Правда, сразу шлепнулся и встал, держась за поясницу, но лицо не перестало сиять.) У всех на устах было одно слово: «Дори-а-дау!» Даже дарнигар, свирепый гонитель древней веры, шептал что-то благодарное богине-охранительнице, которая словно явилась из его детства.

Лишь двое не разделяли общего восторга.

Жрец стоял поодаль от беснующейся толпы, скрестив руки на груди и надменно вскинув голову. Он-то знал, чьи молитвы отогнали чудовище. Но разве вразумишь этих ликующих дикарей!

А под досками причала, среди свай, балансировала между жизнью и небытием сама дори-а-дау.

Сейчас никто не назвал бы это существо «красавицей из глубины». Тело морской госпожи было таким же рыхлым и бесформенным, как у ее недавнего противника. Дочь Морского Старца не знала боли в человеческом, земном понимании этого слова, и все же она испытывала истинное страдание!

Надо было скорее выбраться на берег, принять человеческий облик, ведь ее отсутствие могло быть замечено. Но она не могла, не могла, не могла!..

Дори-а-дау была не старшей из дочерей Морского Старца, но все-таки около шести сотен лет прожила в этих водах. Даже если отбросить долгие десятилетия спячки, все же получится весьма солидный возраст. И за все это время морская госпожа впервые выдержала настоящий бой. Кто посмел бы тягаться с ней в родных глубинах? Сестры? Но океан справедливо разделен отцом, ни одна дори-а-дау не завернет в подводные угодья другой.

И тут впервые – равный противник... ладно, какой уж там равный, скажем честно: превосходящий в силе. Еще немного – и конец бы морской принцессе. Нет, больше дори-а-дау не сунется в бой с этой Тварью! Даже ради спасения острова Эрниди!

Одно морская хозяйка знала точно: для чудовища вода такая же родная стихия, как и для нее самой. И если кто-то рискнет сразиться с загадочным существом, пусть делает это на суше. Как можно дальше от черты прибоя!

– Каждую мелочь, почтенный Айрунги! Имеет значение решительно все!

– Я понимаю. – Айрунги сосредоточился, вспоминая разгром рыбацкого поселка. – Итак, двое рыбаков. Одного слизняк сшиб с ног, навалился на него и обволок слизью. Бедняга дергался, но недолго. Сначала тело просвечивало сквозь «студень», но быстро расплылось красно-бурым пятном. Вывод: слизь не только душит человека, но и разъедает, растворяет его.

– У тебя зоркие глаза и железные нервы, если смог все так рассмотреть!

Айрунги спокойно и твердо встретил недоверчивый взгляд дарнигара:

– Не буду скромничать. Ученый обязан быть зорким и хладнокровным.

– Не отвлекайся! – вмешался король. – Что было со вторым рыбаком?

– Его слизняк поглотил уже мертвым.

– Как он умер?

– Тварь плюнула в него куском своей слизи.

– Вот это скверно! – встрепенулся дарнигар. – С какого расстояния?

– Как отсюда до окна. «Кисель» облепил бедняге лицо и голову.

– Паршиво. Но это, надеюсь, все?

– Не совсем, – развел руками Айрунги. – Есть еще одна приятная подробность. Одному из стражников удалось мечом отшвырнуть кусок «киселя» прочь от чудища. Так вот, когда слизняк начал отступать к морю, этот кусок зашевелился, заскользил следом, догнал чудовище и слился с ним.

– Что-о?

– Вот именно, почтеннейший дарнигар. Рискну предположить, что любая часть монстра может действовать самостоятельно. Разорви слизняка на десять частей – получишь десять слизняков, и каждый будет опасен.

На самом деле Айрунги не предполагал – он все знал точно. От Фолианта. Но ведь не сошлешься на достоверный источник!

– Стрелы для драки не годятся, – хмуро сказал Бронник. – Тварь их выплевывает. Наши парни их потом на берегу собирали.

– Я видел, – кивнул Айрунги. – Наконечники целы, а древки разъедены какой-то кислотой. У меня на этот счет есть некоторые соображения...

Он замолчал: выразительный взгляд дарнигара заткнул ему рот прочнее кляпа. Взгляд его говорил: «Что делает на военном совете наставник маленького принца? Рассказал, что видел, и спасибо ему. Пусть идет в детскую и объясняет ребятишкам, сколько будет два плюс два...»

Айрунги не пожелал понять намека. Король же почему-то не отсылал его.

– До чего наглое письмо, – задумчиво сказал Фагарш. Он держал лист бумаги, хорошо знакомый Айрунги. – Очень уж они уверены, что завтра на их пути не встанет никакой, как они выражаются, непрошеный защитник.

Айрунги прикусил язык – так ему хотелось прокричать, откуда у противника такая уверенность.

– И опять требуют серебряный талисман, – вздохнул король. – Ясно, штука непростая. Но я бы ее отдал, лишь бы люди не гибли.

– А по мне, так не надо отдавать! – сурово отозвался Бронник. – Сегодня – талисман, завтра – корону, а что послезавтра?

Король неприязненно глянул на дарнигара. И Айрунги уже не в первый раз отметил для себя: что-то изменилось между Фагаршем и Бронником.

Он скромно потупил глаза и примирительно сказал:

– Стоит ли спорить о талисмане, если он все равно не найден?

Бронник вновь попытался взглядом поставить на место обнаглевшего учителишку. И вновь ему это не удалось. Айрунги взирал на него безмятежно и ясно. Так столетний дедок, сидя на крыльце, смотрит на играющих малышей.

– Ну, кое-что мы выяснили, – сказал король. – Талисман нашли дети. Увы, они не могут вспомнить, куда его дели. – Он бросил взгляд за окно и оживился: – О, вот! Кстати! Чизи, поди сюда!

Над подоконником возникли круглое личико няни и ее обтянутые желтым платьем плечи, похожие на пышные сдобные булки.

– Малыши что-нибудь вспомнили? – спросил ее Фагарш.

– Куда там! Литагарш никак не отойдет от той отравы... все собачку свою зовет, Тяв-тява. А принцесса и вовсе никого не зовет, только плачет. Оно и понятно! Нечего было на ребенка орать, ровно на преступницу какую!

Лицо нянюшки раскраснелось, глаза метали молнии. Наседка заслоняла своими крыльями цыплят от коршуна! И не было ей дела до того, что защищает она не цыплят, а коршунят от их собственного родителя!