Вера Петрук - Индиговый ученик

«В корзине Бездонного покоится ясная луна, в чаше безмыслия собирается чистый ветер», – с этими словами иман вручил ему первую книгу, которую он должен был прочесть спустя много лет с тех пор, как потерял зрение. Порой Арлинг действительно ощущал себя бездонным. Учитель наполнял его знаниями с такой уверенностью и в таком количестве, словно ни разу не сомневался, что его ученик может когда-нибудь запнуться, столкнувшись с пределом своих возможностей. И Регарди ему верил.

Шкаф с книгами в его комнате перестал быть бесполезным, потому что Арлинг заново научился читать, и это умение стало одним из самых ценных подарков имана. Правда, времени на чтение почти не осталось, поэтому он ловил моменты по ночам, втирая в виски масло чингиля, которое помогало не уснуть. В отличие от зрячих свет ему был не нужен.

Теперь Регарди было смешно вспоминать свои мучительные попытки угадать цвет пятен на учебной дощечке. За минувшие годы он научился различать цвета не только пальцами, но и кожей спины, груди и даже лица – фантазии имана не было предела. Учитель требовал, чтобы Арлинг использовал не только руки, но все тело для того, чтобы осязать окружающий мир. Поначалу ловить малейшее изменение температуры только кожей лба было удивительно, а потом стало так же естественно, как слышать пение птиц в школьном саду или чувствовать запах вареной чечевицы из кухни. Тело стало послушным, гибким и сильным. Наконец, он жил с ним в мире. Поражения случались, но они предшествовали открытию новых границ и уже не расстраивали.

Арлинг научился обходиться ограниченным количеством вещей, хотя раньше и представить не мог, как, к примеру, можно было выйти на раскаленную мостовую без сапог. Оказалось, можно. Иман заставлял его не только ходить босиком по горячим барханам, но и ползать по ним на животе, глотая песок и проклиная солнце. Прожить день без еды и воды стало чем-то обыденным и естественным. Учитель часто устраивал ему подобные тренировки, считая, что они прочищают сознание и оздоровляют тело.

Сон давно потерял значение, превратившись в обязанность, необходимую для поддержания жизни. Арлинг тратил на нее не больше четырех часов, так как ночь проходила в других заботах. Стоило светилу скрыться за горизонтом, как наступало особое время – время смерти, потому что убийство Ихсана стало не последним.

Регарди и не думал, что к смерти можно привыкнуть так быстро. Иман не дал ему передышки, и на следующую ночь после ухода Атреи взял его с собой в город. К удивлению Арлинга, учитель не был похож на того, кто только что потерял близкого человека. Кучеяр был бодр и полон сил, чего нельзя было сказать о его ученике. Пребывая на границе миров, Регарди покорно плелся за учителем, пока не уткнулся ему в спину, неловко толкнув кучеяра.

– Тсс! – прошептал иман и, положив руку ему на плечо, заставил пригнуться.

В нос резко ударила вонь испарений, поднимающихся от влажной земли. Она ненадолго его разбудила, заставив «оглядеться». Тесная улочка была завалена грязью и мусором до самых окон низких строений, собранных из разного материала – от прогнивших корабельных досок, треснувших камней и задубелых свиных шкур до соломы и щебня. Глина объединяла весь этот хлам в подобие стен, грозивших рухнуть от первого касания. Каким образом им удавалось пережить зимние ветра, оставалось загадкой. Из домов слышались стоны и тяжелое дыхание спящих людей, отравленных нищетой и безнадегой, по мусорным кучам сновали крысы, размером с кошку, и бродячие псы, предпочитавшие искать пищу в отбросах, чем связываться с огромными грызунами. По непонятным причинам коты этот район игнорировали, а вот насекомых – мух, клопов, блох – было полно в любое время суток. Даже сейчас Регарди чувствовал, как под его сапогами лопаются хитиновые покровы, а самые смелые из москитов пытаются приземлиться ему на нос, чтобы поужинать.

Итак, учитель зачем-то привел его в трущобы. Арлинг бывал здесь пару раз из любопытства и всегда старался покинуть это место, как можно скорее. Оно напоминало червоточину на спелом боку сливы, которая в скором времени начнет разрастаться, грозя уничтожить весь плод. Властям города пока еще удавалось сохранять власть над трущобами, но, по мнению Регарди, недалек был тот час, когда гниль распространится по всему городу. Была бы его воля, он выселил бы всех нарзидов и бедняков за границы Балидета. Так сделали в Согдиане, когда город стал столицей империи.

Учитель коснулся его руки, отогнав мысли о прошлом.

– Вон там, – сказал он, указывая в сторону зловонной кучи. – За корзиной с тряпками сидит бродяга. Вчера на пустыре он забил камнями прохожего. Убей его. Прямо сейчас.

Вообще-то иману не нужно было рассказывать о преступлениях спящего среди мусора человека. Потому что Регарди вдруг почувствовал странное равнодушие, словно учитель попросил его принести воды или убрать в саду. Когда он подошел к спящему и молча перерезал ему горло, у него даже не тряслись руки. Одно отточенное на тренировках движение, и чья-то жизнь испарилась, будто капля воды, пролившаяся из бурдюка на раскаленный песок.

Постояв над телом, от которого еще пахло дешевым пивом, грязью и испражнениями, Арлинг, сам того не ожидая, опустился на колени и тщательно обыскал кучеяра. Что можно было взять у нищего, он не знал, но когда пальцы наткнулись на холодный клинок, скулы свело так, словно он разжевал незрелый лимон. Интуиция не подвела. Нож Бардарона, который много лет назад забрали у него бродяги Балидета и который он тщетно искал на протяжении всего времени, что учился у имана, нашелся сам. Изрядно потрепанный клинок, подаренный Арлингу телохранителем Канцлера, вдруг оказался ему необычайно дорог.

Иману находка не понравилась, и он велел оставить ее у трупа, но Регарди разрешил себе ослушаться учителя, упрямо заткнув нож за пояс. По дороге домой они не разговаривали.

Кучеяр злился на него за непослушание, а Арлинг все ждал, когда появится то чувство тяжести, которое он испытал после убийства Ихсана. Однако оно не приходило. Чувства молчали, а на душе было странно спокойно, словно он помог Джайпу разделать курицу к обеду, а не перерезал горло человеку. Магда тоже больше не разговаривала, и это было первым тревожным признаком того, что с ним было что-то не так.

Голоса совести не проснулись ни на третий, ни на следующий раз. Убийства превратились в обыденность, но ни одно из них не заставило его мучиться так, как это было после смерти Ихсана. Арлинг не знал, зачем иман принуждал его совершать их, но догадывался, что личной выгоды они учителю не приносили. Жертвами Регарди были, по большей части, бродяги, заключенные или бандиты с улицы Красных Свечей. Кто-то сопротивлялся, другие встречали смерть молча, третьи молили о пощаде. Сначала он пытался их запоминать и даже завел дощечку, на которую наносил зарубки, но однажды вещицу обнаружил иман и разбил ее о голову Арлинга. Было больно, однако гнев учителя был неподдельным.