Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина
Понурый, Огонек сидел в домике Лиа и, словно камешки в горсти, перебирал успевшие возникнуть в памяти картинки. Стражник вернул его в Ауста, там подтвердили право Огонька бродить где попало, и вот он сидит в безопасности в домике бабушки, хотя этого не заслужил. Почему Кели не сказал, что скала священна? Да нет, нечего сваливать на мальчишку. Он сказал “да и нельзя туда” — но сколько таких запретов нарушают ежедневно, нарушал и сам Огонек! Но одно дело простой запрет, нарушив его, не нанесешь оскорбления никому…
Иное дело места и вещи, отмеченные особо. Кое-что он знал и чувствовал сам — страшная Башня Асталы. Кое-что было ему недоступно — фигурки-хранители рууна…
— А! — со злостью треснув кулаком о пол, Огонек взвыл от боли.
Ила скоро узнала про историю с Повелителем Орлов — Лайа позвала ее к себе и отчитала сурово, так что в груди няньки едва — едва не вспыхнуло желание устроить ответную отповедь. В конце-то концов, она ничем не обязана Сильнейшей Обсидиана!
Однако Иле ведь доверили присматривать за Огоньком… а она плохо справляется со своими обязанностями. Движимая заботой, поспешила к нему, тем паче Лиа не было дома. Тот был чернее тучи из пепла. Слова, что стражник лишь напугал полукровку, а лазить на скалу не принято из уважения к каменной птице — и чтобы там не паслись толпы мальчишек Огонька не слишком развеселили.
— Ну, хорошо хоть никого не оскорбил этим, — пробормотал он, и снова замкнулся в себе.
Ила поставила на стол узорную миску с темным ароматным супом — в бульоне плавали алые ломтики овощей и полоски тонко нарезанного лука; положила рядом пропитанную соевым маслом лепешку.
Опершись рукой о подбородок, наблюдала, как Огонек ест.
— Пойми, тут для всего есть свои правила, — увещевала Ила. — Никто не желает тебе зла, но ты…
— Разве же я не понимаю, — наконец откликнулся он. — Только… скольких подобранных в лесу полукровок вот так опекают?
— Ах, вот ты о чем… Я не правлю Тейит, но любому соседскому мальчишке уши бы оборвала, заметь его там! Неважно, что там задумали Лайа и Лачи, но зачем испытывать милость судьбы снова и снова? Ты ведь мог и просто свалиться оттуда.
— Не мог.
— Я знаю, ты лазал по скалам, но все же…
— Ты меня считаешь глупым мальчишкой, и справедливо, наверное, но… Я не так просто туда полез. Когда мы стояли рядом, мне показалось — будто знал такую, жил возле или часто бывал. А потом…
Он рассказал обо всем. Не просил сохранять в тайне; захочет передать Соправителям — дело ее. Даже хотел, чтобы передала — вдруг наконец получится открыть его память по-настоящему. А там пусть и вправду хоть сбрасывают…
А за окном было чудесное утро, уже переходящее в день: небо легкое-легкое, и единственное золотистое облако отращивает длинный хвост и плывет к горизонту.
Элати, за спиной оставившая несчетное число дорог и бездорожий, не смогла сходу вспомнить, знает ли скалу, похожую на каменного медведя. Поиски грозили стать слишком заметными, и Лайа, махнув рукой, пригласила Соправителя поговорить. Все равно он узнает, как было и с птичкой. Лачи обещал помощь — и дал слово, что не станет скрывать новости, если они появятся.
— Если то место столь хорошо отпечаталось в его памяти, он либо достаточно долго жил там, либо оно связано с чем-то важным для мальчишки. В любом случае это след, — Лачи задумчиво водил пальцами по карте земель Тейит. Все, что за ними, изучено было заметно хуже, но надежда оставалась: скала это не кочка. Только вот если то место на Юге…
— Да, здесь даже наши осведомители не помогут, — сказал Лачи. — Но все-таки хорошо, что полукровка ведет себя, как дикареныш. Послушный мальчик никуда бы не лез и ничего бы не вспомнил.
— От него одни неприятности!
— Что делать — пока нам остается только терпеть, — Лачи тонко улыбнулся, — Так прочно запечатанная память может скрывать серьезную тайну. И посуди сама — ему ведь по сути не четырнадцать весен, моя дорогая, но сильно меньше… когда он лишился воспоминаний? А потом не жил на ка ком-тотам прииске среди грубиянов-рабочих, после угодил к дикарям. Тут последний разум растеряешь. Но мы уже близки к цели.
— Хорошо, ты меня убедил; надеюсь только, цель эта окажется стоящей, — раздраженно произнесла Лайа. Негромкий голос Лачи убаюкивал, словно журчанье ручья в жаркий день.
**
Астала
Очередной синяк Чинья спрятала под наборным лазуритовым браслетом, но он все равно проглядывал. А может, она хотела не только скрыть, но и показать? Къятта почти жалел девчонку, которой приходилось непросто, хоть Кайе не желает ей зла. Он попросту не рассчитывает силы. Наверное, и на сей раз схватил, желая показать какую-нибудь птицу на ветке — смотри, вон сидит! А девчонка носит эти синяки, как боевые шрамы.
Чинья льнула к нему самому, отчаянно, и чувствовал каждое ее биение сердца, понимал — ей лестно быть избранной Сильнейшими, и в старшем она видит защиту от младшего. Надеется, что Къятта не позволит обидеть ее, причинить ей серьезную боль. Глупая самочка…
Если что, я не успею вмешаться — меня просто не будет поблизости, со смехом думал он, глядя в покорные глаза цвета спелых каштанов. Да если и успею… ты ничего не понимаешь, глупышка. Совсем ничего.
Порой ловил себя на том, что даже привязался к девчонке. Вроде достаточно было Улиши и собственных служанок, но Чинья отнюдь не оказалась лишней. Нравилось отводить ей за ухо непослушные мелкие прядки, целовать, чувствуя, как она вздрагивает, словно не может решить — бежать или, напротив, отдаться тому, чего хочется и самой… Нравилось наблюдать, как смущенно и встревожено она отводит глаза, стоит спросить о младшем.
Улиши намного превосходила ее в искусстве любовных игр, но Чинья быстро училась. И даже удостоилась некоего покровительства избранницы Къятты… снисходительного, словно наставница опекала воспитанницу, не слишком щедро одаренную природой.
Улиши правильно смотрела на жизнь — испытывать ревность к испуганной мошке? Еще чего. Ей не было резона драться за любовь Къятты — подобного все равно не было. И за внимание — его хватало.
Даже когда тот подарил девчонке серьги почти как у самой Улиши — свернувшихся змей, к хвосту которых был
