Мария Капшина - Идущая

— Поклянись Тиарсе. И не поминай нечистого.

— Клянусь Тиарсе. Иди к чёрту, эльф, и сообщи своим, чтобы разворачивали ковровую дорожку к храму!

Ведьма, так и не глядя на него, встала на ноги, в два движения скользнула на кровать и улеглась, уделяя деревянному потолку куда больше внимания, чем эльфу. Наэлатэ слегка поклонился, в полном соответствии с этикетом, и вышел. Охранник у двери ведьмы спросил десятника, как прошли переговоры.

— Она согласилась?! Тиарсе Всеблагая! Она точно чокнулась!

— Почему ты говоришь так? — нахмурился Наэлатэ.

— Она в чужой стране, господин офицер. И здесь из всех нас к ведьме ни один спокойно не относится. Я б нипочем не решился так вот поклясться!

Наэлатэ поджал губы и ничего не сказал. Однако прежде, чем он вышел наружу, одна мысль прочно засела в его голове: "Я бы тоже не решился". Нужно быть и верно безумной, чтобы так упрямо совать голову в петлю. Да ещё и намыливать веревку собственноручно.

Реана с ним была полностью согласна, однако всё обошлось. По дороге к храму Тиарсе толпы разъярённых эльфов не кидались на неё с проклятьями, потому что Шаолу по-прежнему не спешил объявить Алирону, что Возродившаяся здесь. Её тихо проводили до храма и тихо позволили войти туда.

Дверь закрылась за спиной, и Реана огляделась, щурясь. Освещением здесь не злоупотребляли. Помещение казалось пустым и не слишком просторным. Полутьма тихо клубилась и отдавала каким-то странным, пряным, горько-сладким запахом. Впереди, закрепленные на стенах горели два факела, а между ними было… зеркало. Огромное по здешним меркам — полтора на два, наверное, в полный рост. Реана подошла и потрогала стекло. Нет, не стекло: это был светлый металл — назвать его Реана не смогла бы, — отполированный до шёлковой гладкости. Холодный. Смутно видимая Реана с той стороны с приподнятыми бровями на недоверчивом лице трогала ладонью протянутую к зеркалу ладонь. В висках почему-то сильнее начала стучать кровь, а стекло… Реане показалось, что оно пошло слабыми волнами.

— Ну вот, — обиженно сказала девушка. Собственный голос звучал как-то странно. — Красивая аллегория, не спорю. Познай себя, наслышаны. Но я-то хотела чего-то более конкретного, чем аллегория!

Чего именно, она вряд ли сумела бы ответить.

От душного запаха начинанала кружиться голова, а стены вдруг раздались вширь и растаяли где-то вдалеке. Осталась только слабо извивающаяся вокруг полутьма и зеркало, чуть заметно пульсирующее в ритме сердца.

Реана-в-зеркале дрогнула и поплыла, растеклась в зеркальной глуби, сменяясь девчонкой помладше, в вытертых джинсах и старом бесформенном свитере. Девчонка задумчиво грызла то ноготь, то яблоко, глядя в монитор. Потом отложила яблоко и застучала по клавиатуре с пулемётной скоростью.

"— Беседы с подсознанием? Накурись эльфийской дури и достигни просветления?

— Да хоть так. Я сначала хотела написать нравоучительную беседу о смысле жизни, но ты активно сопротивлялась, и эпизод пришлось переделать.

Реана поморщилась, потёрла лоб, попробовала вытрясти из ушей звон и подняла руку:

— Так. Давай с начала. Глюк, ты кто?

— Тиарсе, — отозвался глюк. — Дающая имена, Определяющая форму, Проводящая границы, Позволяющая вещам быть. Образ автора в произведении. Глюк.

— Хорошая дурь, — кивнула Реана. Образ автора вздохнул и заколыхался".

Девчонка вздохнула и потянулась. Скептически покосилась сквозь стекло на Реану, отчаянно вгрызлась в яблоко и некоторое время вперяла взор в заоконную муть, тускло подсвеченную окнами сквозь орешник. Вздохнула ещё раз, вернулась к клавиатуре, отбила несколько пустых строк и застучала. Сначала с паузами, потом быстрей и уверенней.

"Да, все мои персонажи — это я. Каждое здание — это я. Каждый обед, который ты съела, каждая чашка чая, которую ты выпила, каждый человек, которого ты убила, и каждый, кого ты знаешь и кого не знаешь — это я. И Нанжин, и Ирдена, которую ты пока не знаешь, и Раир, и Шегдар, и Нита, и Ксондак, и Наренд невезучий, и Кошка, Хриссэ, Лорд, Близнецы, Тисса, Нхарий Призрак, и храм в Арне, и чёрно-серебряная комната в Даз-нок-Рааде, и… Для тебя я — всё. И ты сама — тоже я. Твоя вселенная со всеми мирами — внутри меня. Пока я не закончила писать, во всяком случае…

Deus Pantocrator atque Artifex Mirabilis. Тиарсе Маэтишеной".

Она откинулась на спинку бордового офисного кресла, перечла написанное. Задумчиво пожевала губу. Скривилась, будто вкус губы подтвердил худшие её опасения, и брезгливо прижала клавишу backspace.

Реана удивлённо моргнула, когда камера пошла к девчонке на приближение; когда из рук, корпуса, лица, волос стал проступать ландшафт, словно вырастая из девчонки и приставшей к пальцам клавиатуры. Океан с севера и с запада. Длинный полуостров на западе, залив мора южнее, пустыня и оазисы на юге, перевёрнутый "Y" горного хребта к северу от пустыни. Бесконечные, кажется, леса на востоке. Реки; особенно — одна, вытекающая из лесистых гор на юго-востоке, чтобы течь через всю равнину, чтобы разлиться огромным озером почти в центре неё… Прежде, чем Реана успела толком сообразить, что это (где это), земля понеслась навстречу, словно к парашютисту.

Падение замедлилось только в сотне метров над полем, где стояла девушка в простой рубашке и полотняных штанах, задумчиво трогала рукоять меча и выбирала между тремя дорогами. Трава в поле была — богатырская, по грудь. И трава жужжала, стрекотала и сверчала, аккомпанируя восторженному жаворонку — высоко в рассветном небе.

Рассветная высь обрушилась на стекло, как холодная вода на голову и плечи, а когда в зеркале снова прояснилось, там была осень, оглушительно яркая. Густые масляные мазки листьев по акварельному небу, голубая и сиреневая пастель гор в отдалении на востоке и витражное стекло костра совсем рядом.

Пока от костра тянуло только смолой и чистым дымом кедровой древесины, но скоро уже огонь доберётся и до трупа: изрубленного, явно становившегося трупом долго и неохотно.

Откуда-то, из каких-то далей, невидимых в зеркале, слышались голоса Хейлле и его альдзела. Тихие, почти без эмоций, почти без мелодии.

— Плясало пламя на трупах кедров, — рисовали голоса, -

свивалось струнно-звенящим дымом,

и дым вплетался в холодный ветер —

холодный ветер.

Реана дёрнулась, пытаясь отнять от зеркала примёрзшие ладони или хотя бы не смотреть на себя — мёртвую.

— Лицо терялось в осенних листьях,

растущих в небо горячих листьях,

и серость глаз становилась пеплом —

прозрачным пеплом.

— Не хочу! — выдохнула Реана, туманя дыханием стекло. — Не хочу!!