Фреда Уоррингтон - Янтарная Цитадель

Гелананфия и Элдарет, оба на гнедых конях боевой породы, расположились на горке позади строя, между левым флангом пехоты и отрядом Зори. Над их ставкой не развевалось никакого знамени – следовало бы поднять царский стяг, но, сражаясь против царя, Гелананфия не нашла в себе на это смелости.

Гранненов помощник, подъехавший на своем тощем жеребчике, явно не был рад обнаружить вражеское войско в такой готовности.

– Я принес вам известие от воеводы Граннена, – обратился он к Элдарету, которого полагал единственным вожаком. – Любая попытка войти в Париону будет расценена как измена. Отказ сдаться немедля будет расценен как повод к атаке. У вас есть полчаса, чтобы сложить оружие и предать себя в руки властей.

– Ну уж нет! – усмехнулся странник. – Если воевода желает повода к атаке – он его получит.

– У меня есть весть для воеводы Граннена, – проговорила Гелананфия, откидывая капюшон и смело глядя в тоскливое лицо посланца. – Это войско ведет не один Элдарет. Передай воеводе, что он выступает против царевны Гелананфии. И передай, что попытка противостоять члену царского рода будет считаться изменой! Посмотрим, так ли он жаждет битвы!

Когда посланец вернулся в ставку Граннена, первые солнечные лучи коснулись холмов. У Гелананфии и Элдарета хватало времени, чтобы оглядеться. Царевна поднесла к глазам подзорную трубу.

Царское войско все еще строилось, тем же примерно порядком, что и ее собственное – лучники и застрельщики в первых рядах, за ними плотные ряды пехоты, по флангам конница. Войско занимало долину, Граннен же разместил свою ставку на холме по другую ее сторону. Различить самого воеводу с такого расстояния было невозможно, но царевна приметила плещущийся на ветру флаг, ловивший червонное золото солнца. По мере того, как лучи восхода проникали в долину, ряды царских солдат расцвечивались красками: зеленый, лиловый, золотой, блестела винно-красная и бурая кожа кирас. Развевались на шеломах старшин лазурные перья, и в гривы и хвосты гнедых, как один, коней вплетались золотые ленты. По сравнению с ними собственные ее бойцы казались бродягами, в разномастных кафтанах бессчетных оттенков, потертых и грязных от долгого лесного житья, на конях всех пород и мастей. Но в них была страсть… страсть настолько сильная, чтобы перебороть верность Гарнелису? «Или мрачных бесов, срывающихся с неба и, возможно… нет не думай об этом!».

– Как думаешь, сколько их там? – спросила она.

– Я бы посчитал, – ответил Элдарет, – что пеших четыре тысячи, да конных полторы.

– Больше нашего, – прикинула царевна, – но не настолько, как я боялась. Силы почти равны. Мы можем победить. – И небо ясно; ни клубящихся туч, ни запаха крови, как описывал свидетель разгрома Маскета… ничего зловещего… но этому пришел черед во втором бою, не так ли? Царевна вздохнула. Честно сказать, если явятся демоны, для борьбы с ними у нее не было никакого плана. Лучники могут стрелять в небо, и все… Единственной целью было победить в этой битве, победить решительно, и они могут это сделать. Они должны.

И тут она увидела.

По правую руку от Граннена, в какой-то полумиле, почти скрытые за холмом, стояли еще две тысячи солдат – в бронзовом и алом с синим, на крепких вороных конях.

– Боги, Элдарет – ты видишь?

Она передала ему трубу. Странник ругнулся.

– Этого еще не хватало. Что у них за мундиры?

– Владыки Серпета Эйсилионского, – ответила Гелананфия. – Князюка Серпет – так его зовут; скользкий ублюдок.

– Если бы ты сражалась на стороне царя против общего врага, ты бы его так не честила, Гела.

Царевна не ответила. Она не испытывала гордости оттого, что план ее готов был дать плоды. И никакой напускной храбрости. Только тошнота – оттого, что за нее будет литься кровь.

Конь ее переступил с ноги на ногу. Над молчаливым строем шептал что-то свое ветер. Потом от ставки Граннена донесся звук рога, и его войско двинулось вперед.

Сердце Руфрида колотилось от возбуждения. Солдаты Граннена шли прямо на него, мундиры их сияли, клинки блестели на солнце. Потом прозвенел рог Элдарет, и лучники мятежников начали выпускать стрелы, залп за залпом. Юноша мечтал оказать там, внизу, так сильно, что в пальцах зазудело. Но ему пришлось выбирать, биться пешим или конным, а отдать Ястребка другому было выше его сил…

Лучники Граннена ответили, и реки стрел потекли в обе стороны. С обоих сторон падали бойцы. Возбуждение смешивалось в Руфриде с ужасом, ускоряя кровь. Чтобы лучше видеть, он привстал в стременах.

Опустошив колчаны, лучники отступили, давая проход пехотинцам. Воздух заполнился криками, звенели клинки и лязгали щиты. В ряды царских солдат полетели копья; те заколебались на миг, чтобы с новой силой ринуться вперед, тесно сомкнув щиты – более крепкие и широкие, чем у мятежников. Строй их казался непробиваемым, хотя они и двигались вверх по склону. Два строя сошлись.

И тогда вновь прозвучали рога – сигнал к атаке. Зоря ринулась вперед первой, ее медные волосы бились на ветру, как пламя. Кони рванулись слитным рядом, и Ястребок устремился за ними. Руфрид стискивал меч, в ушах его гремели копыта, заглушая стук сердца. Навстречу им мчались могучие гнедые из царских конюшен. Страха юноша не испытывал. Понукая коня, он взревел…

Мимо пролетали блестящие конские бока, вылетали из седла всадники. Впереди мелькнуло зеленое и лиловое, и длинные, рубленые лица под шеломами, оскаленные зубы и прищуренные глаза. Он нацелился на одного, того, кто умрет первым…

Стальной наконечник вынырнул из ниоткуда. Все случилось слишком быстро. Ястребок налетел на копье грудью.

Мерин взвизгнул, попытался встать на дыбы, и рухнул, сбросив Руфрида на траву. От удара у юноши перехватило дух. Несколько безумных мгновений вокруг него мчались кони, перепрыгивая, шарахаясь. Когда грохот утих, Руфрид отнял руки от лица и приподнялся.

Ястребок был мертв. Копье торчало из его груди; кровь еще вытекала из раны, крася алым гнедую шкуру, но глаза уже смотрели в небеса мертвым взглядом. Всхлипывая, Руфрид подполз к нему. По крайней мере, конь не страдал.

Прикрываясь конской тушей, юноша достал лук и стрелы. Потрясение переросло в гнев. Руфрид пускал стрелу за стрелой, вышибив из седел двоих мужчин и двух женщин, и сняв двоих уже спешенных. Он задыхался, обливаясь потом, губы его неосознанно разошлись в оскале. Когда стрелы кончились, он отбросил лук и, обнажив элирский клинок, ринулся в гущу боя.

На другом краю строя Танфия замерла в ожидании, не дыша. Время словно застыло, пока совершенный и ровный строй царских солдат надвигался – а потом с небес обрушились бряцающим дождем стрелы. Начали умирать люди. Сошлись в рукопашной пехотинцы, воздух огласился отчаянными криками, и на дальнем краю поля боя отряд Руфрида поскакал навстречу царской коннице…