Владимир Свержин - Сыщик для феи

– Этих в подземелье! – нарушая висевшую над полем тишину, повелительно изрекла колдунья. – С ними я разберусь позже. И жаб не забудьте! Ценное сырье.

Кольцо псеголовцев сомкнулось вокруг нас, явственно досадуя, что этакий лакомый кусочек выскальзывает из зубов.

– С феи глаз не спускать! – пропуская Машу в ротаборную башню, напоследок крикнула правительница завороженного племени. – Пошел!

Дракон, разлегшийся вдоль дороги, покорно взмыл в небо, через считанные секунды становясь почти неразличимым среди обвисших, точно пивное брюхо, облаков. В тот же миг в каждого из нас вцепились десятки мохнатых рук, больше похожих на когтистые лапы с длинными растопыренными пальцами.

– А ну не хватай! Не хватай! – резко отталкивая кровожадных нелюдей, взорвался могутный витязь. – Че в натуре, за счастье подержаться? Грабли уберите, бобики драные!

Между тем «драные бобики», не балуя пленников досужими пререканиями, с силой поволокли нас прочь, видимо, в указанные Повелительницей застенки. Насколько я успел рассмотреть этих омерзительных тварей, беззаветно кровожадная свирепость была единственным качеством, которое в глазах уже знакомой нам ревнительницы беспредельного добра оправдывала их существование на этом свете. Во всяком случае, сообразительностью страшилища явно не обладали. Пожелай сейчас Делли покинуть наше общество, и я очень сомневаюсь, что полевой жандармерии хозяйки отмороженного дракона удалось хотя бы на миг удержать ее в своих лапах. Однако сейчас разделять наши и без того малые силы было нерезонно. Ведь одно дело вместе освобождаться из темницы, да еще имея, по уверениям леших, единомышленников на свободе, и совсем другое – одинокой фее вызволять и свою воспитанницу, и незадачливых арестантов, то бишь нас. А потому Делли брела, понурив голову, не делая попыток изменить свою участь.

Путь наш был долог. Начинало смеркаться, когда наконец перед нами, словно преддверие ночного кошмара, вырос болотный острог, нерушимо охраняющий ужасную тайну золотоносных жаб. И как мы теперь знали, не ее одну.

– В натуре, – проходя по шаткому мостику через глубокий, залитый болотной жижей ров, хмыкнул Вадюня, – я за этот месяц по третьей ходке иду. Тюрьма – мой дом родной! – Чьи-то зубы щелкнули у него перед носом, призывая оставить разговоры. Но и без разговоров нам сейчас было чем заняться.

Тяжеленные ворота затворились позади за нашими спинами, и мрачная внутренность мурлюкской базы предстала во всей красе перед нашими взорами. В ангарах, прикрытых насыпным холмом, крыло к крылу спали два десятка драконов. В очищенном от ряски болоте, плеща хвостами и задирая вверх круторогие головы, резвились невиданные зверушки, помесь козла небывалых размеров с тунцом. Время от времени из башни, построенной над рукотворным озером, опускалась панель, собранная из толстенных досок, и козероги, немедленно бросив игры, стремглав мчались к ней, норовя ударом головы расшибить в щепы условный борт воображаемого корабля. Если кому-то из них это удавалось, в воду сыпалась гора морской капусты, вероятно, любимого лакомства странных гибридов. Затем сидевшее на берегу козлоногое существо игрой на свирели подзывало обедающих тварей к себе, и все начиналось сначала.

Пройдя мимо этого полигона, мы наблюдали посадку гигантских полульвов-полуорлов, отрабатывающих слетанность в группе. А также замаскированных единорогов противодраконьей обороны и уж вовсе каких-то невообразимых страшилищ с драконьим хвостом, петушиной головой и крыльями летучей мыши, но почему-то в черных шорах.

– Господи, куда я попал! – чуть слышно прошептал я. И буквально пару минут спустя попал в темницу.

Как и обещала Повелительница драконов, тюрьма в мурлюкском остроге находилась под землей. Впрочем, темницей ее можно было именовать весьма условно и по большей мере из-за отсутствия освещения, а так не пойми что, то ли наскоро построенное бомбоубежище, то ли блиндаж с крышей в три наката. В общем, перекрытая яма, обшитая тесом, да нары вдоль стен. Тяжелая дверь с круглой дыркой для глаза захлопнулась, заскрежетали массивные засовы, клацнули замки, видимо, по замыслу нелюбезной хозяйки определяя судьбу пленников на весьма продолжительный срок. В сквозном глазке показалось недоброе око псеголовца, искренне намеревающегося не спускать глаз с чародейки и ее спутников.

– Наблюдать неотлучно, – хмыкнула Делли, искоса поглядывая на темный зрачок, маячивший по ту сторону двери. – Ну-ка, отвернитесь к стенке да зажмурьтесь. А еще лучше сверх того ладонями прикройтесь. – Когда фея начинала говорить таким ласковым тоном, отчего-то не хотелось ей перечить.

Мы все, включая обездревленных леших, безропотно повиновались, и спустя миг сквозь закрытые веки я ощутил ярчайшую вспышку. Столь яркую, что, не открывая глаз, смог четко, как на рентгеновском снимке, различить каждую косточку своих пальцев. Вой по ту сторону двери весьма наглядно подтвердил действенность необычайного маневра кудесницы. Не знаю, как уж там обменивались информацией местные псеголовцы, но, полагаю, в ближайшее время желающих проявлять неусыпную бдительность не ожидалось.

– Все, – с той же ласковой интонацией проговорила Делли, – можете поворачиваться.

Вероятно, наши впечатленные лица представляли собой уморительное зрелище, поскольку сияющая уже знакомым нам теплым магическим светом кудесница не выдержала и рассмеялась.

– Вот чего бы я веселился в натуре, – насупился Злой Бодун, усаживаясь на нары и принимаясь стаскивать с себя доспех. – Фейерверк ходячий! Что ж ты конкретно в дубраве не искрила, когда эта паскуда Машу забирала?

Я удивленно уставился на приятеля. Понятное дело, поражение весьма расстроило могутного витязя, но чтоб вот так, без видимого повода накинуться на фею, это было уж совсем ни к селу ни к городу.

– Ты, паря, вроде бы не бревно, а как ни глянь – дубина, – не давая опомниться опешившей от неожиданности Делли, вступился за ее честь молодой леший. – Несуразицу баешь несусветную! Кабы матушка со старой каргой тягаться взялась, много б чего быть могло, да только тебя б уже, поди, не было.

– О, в натуре! Вот только дрова мне еще советов не давали!

– Балда ты балда, – пожурил его старший лешак. – Пошто злым словом уста мараешь? Коли в сердце горечь, уж лучше волком завой али кулачищами помаши. Негоже свою беду на чужие плечи перекладывать! Журба у нас общая, каждому немалая доля досталась. У нас вон нынче друг, почитай, столетний в мертвохожем истукане сгорел. Горе горькое, беда великая, однако же ни хулу, ни разбой мы оттого не чиним. И ты зарекись.

– Но ведь обидно же, – роняя голову на руки, едва не плача, выдавил Ратников. – Так круто шли и так обломались! А тут на тебе, и огонь, и пламень…