Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

— Ты сошел с ума! — закричал Тараск.

— Сошел с ума? — Ораст обратил к нему усталые глаза. — Да разве может сохранить разум человек, увидевший все это? Но я говорю правду. Он собирается возродить Ахерон с его башнями, чародеями и жестокими повелителями — такой же, как был. Остатки ахеронцев послужат ему основой, а кровь и плоть нынешних людей станут известью и камнем для этой постройки. Я не могу сказать, каким образом он этого добьется, здесь мой разум бессилен. Но я видел Это! Ахерон снова станет Ахероном, лесам, горам и рекам вернется древний облик. А почему бы и нет? Если уж я со своими скромными возможностями сумел воскресить мертвеца трехтысячелетней давности, то почему же величайший чародей мира не сможет проделать этого с целым царством? И восстанет Ахерон из праха по его слову.

— Можно ли ему помешать? — спросил пораженный Тараск.

— Есть только один способ, — сказал Ораст. — Мы должны похитить у него Сердце Аримана.

— Но ведь я… — начал Тараск и осекся.

Никто не обратил на это внимания. Ораст продолжал:

— Эту силу можно обратить против него. Но как его похитить? Он укрыл его в таком тайном месте, что даже грабители из Заморы будут бессильны. Я не знаю, где оно находится. Ах, если бы он снова погрузился в сон черного лотоса… Но это было лишь после битвы при Валькии, когда ему нужно было восстановить свои силы…

Двери, запертые на ключ и на засов, бесшумно отворились, и перед ними возник Ксальтотун. Спокойный и молчаливый, он поглаживал бороду, но в глазах его горел адский огонь.

— Слишком многому научился ты от меня, — спокойно сказал он, указывая пальцем на Ораста. И, прежде чем кто-нибудь успел пошевелиться, бросил к ногам окаменевшего жреца горсть пыли. Коснувшись пола, порошок загорелся, дым поднялся и обвился вокруг Ораста темной спиралью. Наконец спираль охватила шею бедняги, и его крик перешел в хрип. Глаза его вылезли из орбит. Подобно шнуру, дым задушил его, побледнел и исчез, а мертвый Ораст рухнул на пол.

Ксальтотун хлопнул в ладоши, и в зал вошли двое — их часто видели рядом с чародеем. Невысокие, темнокожие, с красными раскосыми глазами и острыми, как у крысы, зубами, они подхватили тело и вынесли его.

Ксальтотун махнул рукой, давая понять, что с этим покончено, и сел за стол из слоновой кости рядом с побледневшими королями.

— По какому случаю собрались? — спросил он.

— На западе аквилонцы подняли восстание, — ответил Амальрик, с трудом приходя в себя. — Эти идиоты верят, что Конан жив и во главе пойнтайнской армии возвращается отвоевывать королевство. Если бы эти слухи появились сразу после битвы при Валькии, центральные провинции не посмели бы восстать, боясь твоего могущества. Но правление Валерия довело людей до того, что они готовы пойти против нас за кем угодно, предпочитая скорую смерть пыткам и нищете.

Весть о том, что Конан не погиб при Валькии, упорно ходила по стране, но лишь сейчас народ этому поверил. Из Офира вернулся изгнанник Паллантид и поклялся, что в тот день король лежал больным в своем шатре, а в его доспехах был простой воин. И оруженосец к этому времени оправился от удара палицы и подтвердил его слова. Кроме того, ходит по стране старуха с огромным волком и прорицает, что Конан жив и вскорости вернется, чтобы отвоевать корону. И ту же самую песню поют теперь жрецы Асуры. Они утверждают, что Конан возвращается. Не удалось пока схватить ни ведьму, ни жрецов. Все это, конечно, происки Троцеро. Мои разведчики сообщают, что пойнтайнцы готовятся к вторжению в Аквилонию. Скорее всего, Троцеро ведет с собой какого-то самозванца, именуя его Конаном.

Тараск рассмеялся, но без уверенности. Тайком он потрогал шрам под одеждой, вспомнил о воронах, летевших за беглецом, и о своем оруженосце Аридее, тело которого привезли с пограничных гор, — солдаты уверяли, что оно было обезображено волчьими клыками. Подумал он и об украденном у чародея кристалле, но не сказал ничего.

Валерию же припомнились страшные слова умирающего придворного. Да и четверо кхитайцев так и сгинули навсегда где-то в лабиринтах Юга. Но он держал язык за зубами, потому что ненавидел сообщников и желал, чтобы немедийцы и бунтовщики перебили друг друга в смертельной схватке.

Отозвался лишь Амальрик:

— Конан жив? Какой вздор!

Вместо ответа Ксальтотун швырнул на стол свиток пергамента. Амальрик схватил его, развернул, прочитал и вскрикнул. Текст гласил:

«Ксальтотуну, верховному фокуснику Немедии. Я возвращаюсь в свое королевство и сделаю из твоей шкуры бубен. Конан».

— Фальшивка! — вскричал Амальрик.

— Нет, — сказал Ксальтотун. — Письмо подлинное. Я сравнивал его с документами из королевской канцелярии. Такой размашистый почерк невозможно подделать.

— Если он жив, — бормотал Амальрик, — то нынешнее восстание будет не чета прежним: из всех ныне живущих лишь Конан сможет объединить аквилонцев. Но, — заметил он, — непохоже на Конана, чтобы он столь дерзко предупредил нас. Варвары предпочитают внезапность.

— Мы и без того были предупреждены, — сказал Ксальтотун. — Наши разведчики доносили о военных приготовлениях в Пойнтайнии. Да и через горы они не прошли бы незамеченными, оттого он и отправил это послание.

— Но почему именно тебе? — спросил Валерий. — Почему не мне или Тараску?

Ксальтотун загадочно взглянул на короля.

— Потому что он мудрее вас, — сказал он наконец. — Он уже понял то, чего не поняли вы. Не Тараск, не Валерий и не Амальрик подлинные владыки народов Запада, а Ксальтотун.

Они молчали, ибо это было правдой.

— Передо мной нет другой цели, кроме восстановления империи, — говорил Ксальтотун. — Но сначала мы должны разгромить Конана. Я не знаю, каким образом бежал он из Бельверуса, ибо был погружен в сон черного лотоса. Но сейчас он собирает армию на Юге. Это будет его последний удар, вызванный лишь отчаянием народа, замученного Валерием. Пусть бунтуют — все они у меня в кулаке. Подождем, пока он выступит, и уничтожим — на этот раз окончательно.

Потом мы покорим Пойнтайнию, Гандерландию и этих безмозглых боссонцев. Затем последует очередь Офира, Зингара, Аргоса и страны Кот — все народы мы соединим в огромную империю. Вы станете моими наместниками, и власть ваша будет побольше, чем у нынешних королей. Я непобедим, ибо Сердце Аримана надежно укрыто, и никто не сможет использовать его против меня.

Тараск избегал взгляда чародея, чтобы тот не мог прочитать его мысли. Он понял, что Ксальтотун с тех пор так и не заглядывал в золотой ларец. Невероятно, но маг все еще не знал, что Сердце похищено: волшебный кристалл, видимо, находился за пределами его мрачного разума и все сверхчеловеческие способности не подсказали ахеронцу, что тайник пуст. Не знал он, видимо, и того, что рассказал им Ораст, потому что даже не вспомнил о воскрешении родного царства — речь шла о создании нового, вполне земного. И еще он обратил внимание, что Ксальтотун не был полностью уверен в своей силе — теперь он так же нуждался в их помощи, как и они в его могуществе. Магия должна быть подкреплена ударами мечей и копий. Король понял взгляд Амальрика, брошенный украдкой: пусть чернокнижник использует свое искусство для победы над самым опасным врагом, у нас будет время подумать об остальном. Возможно, удастся обуздать черные силы, призванные из бездны…