Тэд Уильямс - Игра теней

Старуха с усилием поднялась и раскинула костистые руки. В такой позе она походила на изможденную ворону, пытающуюся взлететь.

— Будет лучше, дочка, если ты прикроешь глаза, — предупредила она.

Прежде чем Бриони успела последовать ее совету, костер запылал разноцветными огнями, языки пламени взметнулись в темное небо, которое устремилось им навстречу, как прогнувшаяся крыша палатки. Старуха начала расти на глазах, лохмотья ее стали прозрачными, как дым, а глаза разгорелись ослепительно ярким огнем.

Бриони, охваченная ужасом, сжалась в комок. Она вспомнила, что вот так же преобразилась девица по имени Селия — темнота поглотила ее, превратив в чудовище с когтистыми лапами и острыми иглами на спине. Бриони с содроганием решила, что ей уготована та же участь. Готовая к самому худшему, она подняла глаза и увидела лицо такой дивной красоты, что ее страхи моментально развеялись.

Богиня, стоявшая перед ней, была высокого роста, на голову выше самого высокого мужчины. Широкое переливчатое одеяние оставляло неприкрытыми лишь ее лицо и руки, испускавшие золотистое свечение. Голову венчала корона из серебряных листьев, которые тихонько шевелились, послушные неощутимым дуновениям ветра. Лишь черные глаза напоминали о жалком создании, с которым Бриони беседовала несколько минут назад. Правда, сейчас эти глаза сияли ослепительным, воистину божественным светом. Бриони подумала: о, как страшны бывают эти глаза, когда они пылают гневом! Не хотелось бы ей увидеть такое.

Красота божественного лица была столь совершенна, что оно казалось застывшей маской. Однако Бриони увидела, как губы богини изогнулись в мягкой и одновременно самодовольной улыбке.

— Ты достаточно налюбовалась мною, дочка?

— Достаточно, — простонала Бриони.

Смотреть на богиню было больно, как на яркое солнце.

— Прошу вас, хватит.

Дивное видение сжалось, как охваченный огнем кусок пергамента, и через несколько мгновений перед Бриони вновь предстала старая карга — морщинистая и скрюченная. Лисийя несколько раз моргнула и утерла глаза узловатым кулаком.

— Ах, как это досадно — на время вернуть себе прежнюю красоту, — пожаловалась она, — и вновь утратить ее.

— Вы… вы и в самом деле богиня.

— Я твержу тебе об этом битый час. Клянусь священной весной, вы, смертные, ныне до мозга костей пропитаны ядом неверия. Поклоняетесь старым статуям, бормочете слова молитв, утративших всякий смысл, и при этом считаете богов выдумкой, детскими сказками. Я так устала, что просто с ног валюсь. Тебе придется самой приглядеть за похлебкой.

С этими словами старуха в полном изнеможении опустилась на землю.

— С каждым годом мне все труднее обретать мою прежнюю наружность, — посетовала она. — Превращение с каждым разом отнимает все больше сил. Недалек час, когда мне придется довольствоваться только этим неприглядным обличьем. Тогда я спою свою последнюю песню и до конца света погружусь в сон.

— Спасибо за то, что помогли мне избавиться от болезни, — пробормотала Бриони.

Кашель, досаждавший принцессе уже много дней, не потревожил ее ни разу с тех пор, как руки старой женщины коснулись ее головы. Бриони и забыла, какое это удовольствие — дышать свободно и не чувствовать, как в груди перекатываются мелкие камни.

— И все равно, я ничего не понимаю, — призналась принцесса. — Ровным счетом ничего.

— Я и сама понимаю не больше твоего, — усмехнулась старуха. — В голове у меня звучит музыка, и она открыла мне, что я должна встретить тебя в лесу, накормить и, возможно, помочь тебе советом. Правда, по части советов я не много могу тебе предложить. Этот мир давно уже не принадлежит мне, и я не знаю, какие законы в нем действуют.

Бриони не сводила с нее глаз, стараясь разглядеть невыразимо прекрасный облик богини, сокрытый под уродливой оболочкой.

— Вы сказали, вас зовут… Лисийя? — уточнила она.

— Да, именно этим именем меня звали всю мою жизнь. Но истинное имя, данное мне при рождении, известно лишь моей матери. Оно записано в великую книгу, детка, и не проси меня назвать его.

— Записано в великую книгу? Вы имеете в виду Книгу Тригона?

Богиня расхохоталась так громко, что Бриони невольно вздрогнула.

— Ну ты и сказала! — выдохнула Лисийя сквозь приступы хохота. — Шутить надо мной вздумала, что ли? Это же надо — назвать великой книгой собрание пустейших баек, насквозь пропитанных ложью! Я-то думала, что даже самые невежественные представители рода людского знают истинную цену этой ерунде. Нет, дочка, я говорила совсем о другой книге — о Книге Огня, Сияющего в Пустоте. Именно оттуда исходит музыка, которой внимают боги.

Бриони была так поражена, что на несколько мгновений лишилась дара речи.

— Вы… называете Книгу Тригона собранием пустейших баек? — спросила она наконец, и голос ее дрогнул от такого святотатства.

— А как ее иначе назвать, дочка? — ободрительно хлопнула ее по руке Лисийя. — Мало того, что все эти выдумки нелепы, они еще и совершенно бессмысленны, потому что в большинстве своем не служат никакой цели. Крупицы правды в ней тоже встречаются, надо отдать ей должное, но они перемешаны с таким количеством чуши, что извлекать их — неблагодарное занятие. — Она бросила взгляд на горшок с похлебкой. — Сними его с огня, пока вода окончательно не выкипела, и продолжим разговор.

Ночь вступала в свои права, и Бриони, несмотря на пережитые волнения, отчаянно хотелось спать. Увидев Лисийю в истинном обличье, она испытала настоящее потрясение, но после прониклась к ней доверием. Теперь принцесса не сомневалась: здесь, в пристанище лесной богини, с ней не случится ничего плохого. Что до самой Лисийи, то она вроде бы питала к принцессе искреннее расположение и не собиралась причинять ей вред.

— Пахнет вкусно, — заметила Бриони, снимая с огня исходивший паром горшок.

— Это розмарин, — пояснила Лисийя. — Он придает похлебке приятный запах. Сейчас мне на память пришла песня, которую ты распевала в лесу. Ничего не скажешь, отличный образец современной галиматьи. Ловкач-поэт отовсюду крадет по кусочку — кое-что из стихотворений других рифмоплетов, кое-что из твоей драгоценной Книги Тригона — и из всего этого лепит новое творение. Это ж надо такое придумать — заявить, что Зории помогал Зосим. Бред, да и только! Уж кто-то, а Зосим Хитрец ни разу в жизни палец о палец не ударил, чтобы кому-нибудь помочь. Уж я-то его знаю, как облупленного. К твоему сведению, он приходится мне кузеном.

Бриони, поглощенная едой, молча кивнула. Принцессе было так приятно вновь чувствовать себя здоровой, что она решила не думать ни о каких возможных опасностях и бороться с ними по мере поступления.