Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

Некоторые люди могут всю жизнь преспокойно пить воду из Лавуолы, и только здоровее будут. А некоторые… Некоторые сходят с ума. От чего это происходит? Кто знает. Маги говорят что-то о неудачных смешениях кровей. Возможно, так и есть. И все делятся пополам: те, для кого «слезы Ка-Йен» смертельно опасны, и те, для кого совершенно безвредны. Остается только определить, к какой из половин вы относитесь. И вот тут-то и магические, и лекарские искусства зашли в тупик. Уперлись рогами в стену и возопили: что же делать?! Риск сумасшествия, может, и невелик, но поскольку определить нарушение душевного здоровья не удавалось, пока не начинались убийства, панический страх перед рекой начал с огромной скоростью распространяться среди жителей Антреи. Еще бы, кому охота пасть от руки старого приятеля или тихой лунной ночью собственноручно удушить в колыбельке собственного ребенка? Город стоял на пороге гибели, а терять нажитое никто не хотел: а ну, как уйдут люди, а их место гномы займут? С этими карликами бородатыми торговаться еще хуже, чем с маонскими купцами: три шкуры сдерут за провоз груза по реке… Жажда наживы всегда сильна, а когда ее подстегивает страх смерти, упряжка мчится, не разбирая дороги и не замечая препятствий. Так и Городской Совет, отчетливо понимая, что самостоятельно проблему не решить, принял решение обратиться к сведущим людям. Точнее, к не-людям. Чем и в каком размере было уплачено за помощь тогда, история умалчивает, но кое-кому приходится платить и по сей день… Мне, например.

Из всех родов были выбраны два. Род Ра-Гро и род Ра-Элл, по своей воле принявшие Изменение. Одно на двоих. Он — служит и защищает, Она — продолжает Его в потомстве. Тайна Измененияне была доверена никому из участников и свидетелей тех далеких событий, но факт остается фактом: мужчины рода Ра-Гро способны определять склонность любого человека к «водяному безумию». С полтычка, что называется. С одного вдоха. В первое время работы у Стража, как его стали называть, было много. Но годы шли, население города менялось все меньше и меньше, поскольку свежую кровь в Антрею допускали избирательно и осторожно, и к моменту моего вступления в должность, можно сказать, служба мне досталась непыльная. Конечно, приходится отстаивать тяжелые вахты по несколько суток, но только в разгар судоходства и только в том случае, если прибывающие на кораблях люди намерены задержаться в городе на неопределенное время. Вот тогда и требуются услуги Рэйдена Ра-Гро. А все остальное время я посвящаю самому себе и имеющимся наследственным обязанностям. Хотя из них из всех самой желанной и недостижимой пока для меня является именно продолжение рода. Но я не тороплюсь: все должно происходить в свой черед. Оба родителя, что называется, должны войти в пору спелости. И если мне уже вполне по силам потрудиться над новым Стражем, то у Наис есть еще года четыре в запасе…

— Мя-а-а-а-у!

О, вот я и дома, о чем немузыкально сообщает мохнатый черный зверь, винтом снующий между ног. Ладно, ладно! Уже иду на кухню.

Предместье Хольт, особняк daneke Тармы Торис,

вторая треть вечерней вахты

А-а-а-апчхи!

Что-то пушистое залезло в нос и наглым образом прервало мой послеобеденный сон. Я приоткрыл глаза, но ситуация не прояснилась. Главным образом потому, что в комнате было темновато. Так поздно уже? Сколько же я дрых? Впрочем, если учесть полтора часа, потраченные на разделку и варку рыбы (совмещенные с тщетными попытками отогнать кота подальше от разделочной доски и плиты), и час, в течение которого пришлось рыться в кладовой и сооружать из тамошних припасов (оставшихся, судя по унылому виду, еще с зимы) пригодный к употреблению обед, на сон потрачено не так уж много. Самое главное, не понятно, удалось выспаться или нет. Ну, этот факт будет установлен только опытным путем, когда я покину постель.

Что же, все-таки, щекочет мой нос?

Дотрагиваюсь пальцами. Мягко, но на шерсть не похоже. Тепло. Даже горячо. И… мокро. Запах какой-то странный: тягучий, густой. И самое неприятное, неживой. Когда я засыпал, ничего похожего поблизости не было. Надо посмотреть.

Сажусь на постели и командую:

— Свет!

С запаздыванием примерно в четверть вдоха вспыхивает фитиль масляной лампы, стоящей на столе. Удобная вещь магия, не правда ли? Конечно, одного наложенного огненного заклятия недостаточно: надо еще освоить нужный тон голоса и громкость, да обладать маломальскими способностями к управлению стихиями, но если указанные условия выполняются, жизнь становится намного легче.

Перевожу взгляд на подушку…

Ххаг!

Обмякшее птичье тельце. Сизые перья, окропленные вишневым соком. То есть, не соком, разумеется, а кровью…. Ну, поганец! Совсем от рук отбился!

Присматриваюсь повнимательнее. Узкий ободок светло-серых перьев на свернутой шее. Тот самый голубь! Неужели Микис…

Наглые желтые глаза довольно щурятся на меня из угла комнаты.

— Это ты сделал?

Ответить кот не может, да и нуждаюсь ли я в ответе?

— Решил, значит, отплатить за кормежку?

Прищур становится еще довольнее.

— А можно было оставить труп на кухне? Или еще лучше, у входной двери?

Если бы кот умел пожимать плечами, то непременно сделал бы это. По крайней мере, в его взгляде явственно читалось: «А как бы тогда ты узнал о моем подарке? И вообще, я, можно сказать, честь тебе оказал, а ты недоволен. Нехорошо.»

— Доволен я, доволен, — устало киваю. — Но в следующий раз давай обойдемся без подношений в постель, идет?

Микис начинает меланхолично вылизывать лапу, показывая, что разговор окончен.

Белье придется менять. Правда, после двенадцати вахт подряд мне глубоко плевать на его чистоту, но в остальное время приятно понежиться на свежевыстиранных простынях. Ладно, снесу прачке, может, отстирает.

Двумя пальцами за крыло поднимаю тушку, при жизни изводившую меня своими «обстрелами» на протяжении нескольких месяцев. Долетался, голубок? Допрыгался? Жаль, что не от моей руки пал, но достигнутая цель позволяет не слишком горько сожалеть о затраченных средствах.

Куда же мне определить убиенного? Сжигать труп и развеивать пепел над морем, как заведено в Антрее? Нет уж! Не испытываю ни малейшего желания справлять тризну над бессовестной птицей, даже в посмертии доставившей мне неудобства.

Стойте-ка! Мертвая птица в доме — плохой знак. Не помню, к чему именно, но это и не важно. Удружил ты мне, Микис, ох удружил! Будем надеяться, что старая примета не сработает, и дурно начавшийся день не завершится столь же дурной…