Наталия Осояну - Невеста ветра

— А-а, так ты знаешь, что это опасно… — негромко проговорил Крейн. — Любопытно.

Он шагнул вперед, и чудовище отступило. Магус усмехнулся и занес руку для удара, как вдруг…

— Прекратите! — воскликнул незнакомый голос — странный, с незнакомым акцентом. — Стойте, не надо!

Крейн замер, но пламенный шар не исчез. Они наблюдали за чудищем затаив дыхание: тварь застыла, словно вросла в землю, и тут Эрдан наконец-то понял, что еще кроме клубка змей напомнило ему тело странного создания.

Корни, древесные корни…

Воспоминание повлекло за собой другое, очень старое, — открытая книга, рисунок на странице: человек, подобный дереву… или наоборот? Это была какая-то древняя магия, подвластная роду магусов, меньше других интересовавшемуся властью, землями и славой. Эти небесные дети предпочитали жить под открытым небом, питаться тем, что им дарила природа, и из ее же даров делать себе странную одежду. А природа была к ним щедра!

«Но ведь это заклинание считается забытым…»

— Какая неожиданность! — хмыкнул Крейн. — Древесный голем, надо же… а я-то думал, клан Жаворонков больше не способен на боевую магию!

На груди голема — там, где у человека расположено сердце, — появилось отверстие. Из него выбралась худощавая фигурка и, рискуя переломать себе руки и ноги, спрыгнула на песок с довольно-таки большой высоты. «Большой для человека», — поправился Эрдан. Тот, кто прятался в груди голема, человеком не был.

Точнее, не была.

— Кто вы такие? — Ее голос можно было бы назвать мелодичным, если бы не жесткие интонации. Впрочем, где-то глубоко под ними скрывался страх, поскольку в противостоянии огня и дерева у последнего было мало шансов, и незнакомка это прекрасно понимала. — Откуда взялись?

Она смотрела Крейну в глаза, безошибочно определив в нем не только защитника всех остальных, но и главного. Это не мешало Эрдану ее рассмотреть — тем более света было достаточно. Незнакомка была высокой и стройной; совершенно белые волосы падали на плечи — корабел вспомнил, что это свидетельствует о весьма почтенном возрасте, что-то около четырех веков. Разве что эта женщина была седой от природы, как принцесса Ризель… к тому же ее голос звучал молодо. Ее одежда представляла собой нечто невообразимое: балахон, словно сплетенный из стеблей какого-то растения — местами попадались и листья, — перехваченный на талии веревкой, а нечто, показавшееся ему брошью, тут же взлетело, осыпая с крыльев белесые чешуйки.

Ночной мотылек…

— Кто вы? — требовательно повторила незнакомка. — Что вам нужно на священном острове?

— Мы простые путешественники, — ответил магус и опустил руку; пламя угасло, хотя совсем не исчезло.

— Простые путешественники? — она рассмеялась. — Считаете меня полной дурой? Думаете, я поверю, что…

— Нет, не думаем, — перебил Крейн. — Но кто ты такая? Разве люди и магусы не покинули все острова в этой части архипелага, как того требовало великое перемирие?

Она чуть помедлила, испытующе глядя на магуса, а потом удостоила взглядом и его спутников.

— Мой род жил здесь задолго до самой первой войны, не говоря уже о великом перемирии, которое на самом деле лишь одно в череде многих, не менее великих. Похоже, вы и впрямь ничего не знаете о месте, в котором оказались… Это ваш корабль? Такой маленький…

— Для семерых немного места нужно, — осторожно проговорил Кристобаль. — Здесь кто-то еще живет?

Она не ответила, словно не расслышала, и шагнула к Эсме. Целительница испуганно вздрогнула, но нашла в себе силы не отстраниться; женщина из племени Жаворонков очень долго ее рассматривала, прежде чем сказать:

— Когда-то нас было много… — Она помолчала. — Мы служили Госпоже. Теперь я осталась одна…

В ее голосе прозвучали жгучая тоска и холод одиночества.

— Я уже давно одна… — вдруг прибавила она, хотя никто об этом не спросил, и всем стало понятно: это давно и впрямь длилось очень и очень долго.

— Ты не хочешь назвать нам свое имя? — спросил Эрдан, осмелившись заговорить без разрешения капитана. Женщина взглянула на него, словно увидела впервые.

— Рэй… — Она поморщилась, словно произносить собственное имя было неприятно. — Когда-то меня называли Мотыльком…

Корабел посмотрел в глаза своему ученику и постарался, чтобы его мысль прозвучала внятно и недвусмысленно: «Ты не посмеешь спрашивать о Госпоже сейчас». Крейн все понял и еле заметно пожал плечами, хотя в его глазах горел огонь нетерпения, который было непросто скрыть. Эрдан чувствовал себя очень странно; эта женщина казалась хрупкой, словно давным-давно высушенный между страницами книги цветок или крыло бабочки, — одно неосторожное прикосновение могло ее уничтожить. Ему вдруг захотелось оберегать ее от всех, включая и Кристобаля.

Магус был вознагражден за покорность весьма неожиданным образом.

— Здесь уже много лет никто не бывал, — сказала Рэй-Мотылек. — Я даже решила, что про остров совсем забыли, но Шторм смилостивился. Вы ведь пришли, чтобы разгадать загадку Госпожи, так?

Крейн сжал кулак, и пламя с шипением погасло.

— Видимо, да, — ответил он в темноте.

— Я не застала Госпожу в живых.

Это прозвучало так, словно они могли рассчитывать на обратное.

…Повинуясь неслышному приказу Рэй, древесный голем снова пришел в движение, с трудом оторвав от песка уже успевшие прирасти руки и ноги; теперь он нес свою хозяйку и пятерых чужаков в глубину густого леса. Это путешествие им суждено было запомнить как одно из самых странных в своей жизни — безлунной ночью, в свете звезд, далеко от населенных людьми и магусами островов, далеко от оживленных портов, они приближались к цели, восседая на широком плече живого дерева.

Их было пятеро, потому что двоих матросов Крейн оставил сторожить лодку, взяв с собой только Грейди, — не будь внимание Эрдана приковано к Рэй, этот выбор удивил бы его очень сильно. Ну а Кузнечик так крепко вцепился в рукав Эсме, что проще было их обоих оставить на берегу, чем оторвать его.

— Дед рассказывал, она была красивая…

— Дед рассказывал? — переспросил Кристобаль, и Эрдан невольно пожалел, что в темноте не может разглядеть его лица. — Э-э… Рэй, сколько тебе лет?

— Годы… — Она негромко рассмеялась. — Это так важно? Не знаю. Здесь время течет иначе, чем во всем остальном мире. Я живу по времени деревьев, а они ведь помнят мир без наших с тобой соплеменников…

Кристобаль ничего не сказал, и женщина прибавила с внезапной злостью: