Юлия Фирсанова - Дверь ВНИТУДА

«Удивительный мужчина, еще более уникальный, чем домовуши, — восторженно подумала я. — Даже в гости заходит вовремя!»

Живот поддержал меня согласным урчанием, живот куратора согласился. Мы в пожарном темпе переоделись, стараясь не коситься слишком сильно в сторону друг друга, чтобы вообще про завтрак не забыть, и явились пред синие очи вампира.

Славься предусмотрительный Конрад и удивительная женщина Анна Петровна! Мне не пришлось готовить самой. Она пришла и сварила удивительно вкусную рисовую кашу! Я, сколько ни старалась, никогда не могла нормально такую сделать: то переварю, то недоварю, то молоко сбежит и пригарью отдает, то еще какой нежданчик приключится. А у этой славной тетушки кашка вышла идеальная, как картинка в кулинарии или по телевизору, и вкуснее, чем делала моя мама.

К реализации плана по переговорам с Анастасией Кольцовой мы приступили сразу же после завтрака, который провели, делясь последними позитивными новостями. О домовушах эрудированный клыкастый родственник слышал и явно мне позавидовал. Даже заставил пообещать, что я приглашу его побеседовать с новыми жильцами. Хотел заблаговременно зазвать следующее поколение полезных созданий на ПМЖ в свою квартиру.

Пока болтали о домовушах и ели, я даже немного успокоилась и переварила не только часть каши, а и ночное кино. Звонить Кольцову эти перестраховщики мне, разумеется, не позволили. Ледников сам набирал телефон. Не сотовый, домашний, не указанный на визитке, но ведомый отдельным специалистам «Перекрестка», особенно тем, кто знаком с Лешкой, который знаком с техниками, которые знают все, но хрен кому скажут.

Трубку взяла Настя. Сонная, разморенная с ночи, рассеянная и наполовину пребывающая ни здесь, ни там, а где-то на грани между. Может быть, именно поэтому случилось так, как случилось. Телефон, поставленный на громкую связь, еще успел донести ленивый вопрос хрипловатым голосом Кольцова: «Настюш, кто там?», а та уже затараторила, не дожидаясь слов кайста, просьб, требований и намеков от нас. Быстро, словно девчонка, спешащая выпалить затверженную считалочку или скороговорку со странным, прыгающим ритмом:

— Изменилось, не удержать, открылось, не затворить, чуждое верным стало, страхом не отменить. Ветер, огонь, будет дуть и гореть, новая жизнь, новая смерть. Врата распахнуты, смотритель создан, новый мир, новые звезды, новое чудо, старому крах, основы другие, прежние в прах.

— Настя, опять пророчествуешь? Кому? — Голос Кольцова был каким-то усталым, без скрытой вкрадчивости хапуги или страха перед неведомым, просто голос человека, везущего тяжелый воз и следящего, чтоб с него чего в пути не просыпалось.

На том конце трубка стукнула обо что-то деревянное, и Кольцов вздохнул:

— Ну вот, опять спишь, сестренка. А если б я тебя подхватить не успел, так бы головой о косяк и стукнулась. Беда с тобой, Нася.

Это «Нася», не «Настя», прозвучало с ласковой нежностью. Всем стало понятно: любит он ее, барыга, по-настоящему. Послышалось шуршание. Звук передвигаемой мебели донесся уже в отдалении, а потом Кольцов взял трубку:

— Кто у аппарата?

— Ледников, — коротко ответил куратор и требовательно попросил, беря быка за рога: — Господин Кольцов, не припомните, ваша сестра не делала пророчеств, могущих иметь отношение к госпоже Паниной, не считая пророчества о ее вхождении в силу привратницы?

Там у телефона молчали, то ли вспоминали, то ли пытались сообразить, какую пользу можно извлечь из информации. Похоже, кайст понял затруднения собеседника и вкрадчиво предложил:

— Если разговор столь конфиденциален, я могу прямо сейчас вместе с господином Вампиловым нанести вам визит для уточнения деталей.

— Нет! — Похоже, Кольцову совсем не хотелось принимать на своей территории опасных гостей. Он раскололся, даже не дожидаясь выгодного предложения по обмену не молчания, но слов на золото. Или не считал пророчества родственницы стоящими звонкой монеты? Ну да, когда живешь рядом с чудом, перестаешь относиться к нему как к чуду. Наверное, и Нострадамуса семья ругала за перепачканные чернилами руки и самоустранение от решения насущных проблем.

— Настя, как на нее накатывает, всегда говорит что-то странное. Вот как сейчас, сами слыхали. Будто не баба из двадцать первого века, а вещунья средневековая. Подождите, я записи посмотрю. — На том конце зашелестели бумагой и процитировали: — «Гелена. Луч, узел, куб-сеть. Выбор прост: открыть, умереть. Дробить устои, крушить закон, только так смотритель рожден. Земля в огне и ветре сгорит, феникса пепел новый родит».

— Это все? — коротко уточнил ЛСД.

— Все, больше ничего не было, — вроде бы честно ответил Кольцов и замолчал с невысказанной надеждой, что его и сестру оставят-таки в покое.

— Спасибо, господин Кольцов, вы очень помогли, — вежливо закончил разговор куратор и положил трубку на базу.

— И из-за этой маловразумительной фигни Громов меня с крыши пихнул, едва Саргейдену голову не проломил и других привратников без счета кокнул? — Я аж задохнулась от возмущения.

— Из-за пророчеств, как истолкованных верно, так и ложных, издавна разгорались войны миров, королей свергали, выжигали страны. Чего ты хочешь? — невозмутимый как сфинкс, передернул плечами Конрад. Всю беседу он простоял в коридоре, подпирая косяк и не упуская ни одной детали.

— Чего хочу? Жить хочу, и чтоб меня убивать не пытались, — оформила я свое пожелание и вздрогнула. В кармане затрезвонил мобильник. — Привет, Стась!

— Привет, Гелька! — задорно заорал брат, будто не по телефону, а вживую докричаться пытался. — Как дела?

— Отлично! К профессии привратницы, открывающей порталы между мирами, привыкла. Сволочь, которая меня в последнюю неделю убить пыталась, вчера с крыши сбросилась, замуж вот за потомка фениксов собираюсь, — выдала я наобум, пока собиралась с мыслями, как пересказать Стаське сильно отредактированный вариант с купюрами, удобоваримый для восприятия среднестатистического землянина.

Мобильник поперхнулся.

— Геля, какой феникс и порталы? Разыгрываешь? — В голосе брата была растерянная и одновременно подозрительная оторопь.

— Ой, — выдохнула я, не понимая, как он мог меня услышать. Ведь закон игнорирования обычно действовал превосходно.

— Ты не ойкай, объясняй давай! — сурово потребовал старшенький.

Я растерялась. Объяснить все и сразу в двух словах было нереальной задачей, соврать брату, чуявшему ложь, как ищейка тухлую колбасу, — невозможно, а увильнуть от ответа упрямцу тоже не получилось бы. И я приняла решение:

— Стась, я тебе все-все расскажу, только не сейчас, попозже.