Урсула Ле Гуин - Легенды Западного побережья (сборник)
И тогда ученые решили, что для новорожденного сон есть некое продолжение его внутриутробного развития, которого никак нельзя избежать.
Известно, что ученые Хай Бризала и Нуума всегда пребывали в состоянии глубочайшей конфронтации. По слухам, в Нууме даже работали над созданием некоей передающейся по воздуху инфекции, способной стерилизовать всех мужчин Хай Бризала разом. Поддержка народом оричи программы «Суперумники» несколько ослабела после смерти младенцев, но правительство своего отношения к эксперименту не изменило; отослав генетиков к месту прежней работы, оно объявило набор новых добровольцев. И уже в первый день двадцать две патриотически настроенные пары подписали контракт. А менее чем через два года на свет стало появляться новое поколение суперумников.
Программирование на этот раз оказалось куда более деликатным и точным. Новорожденным предстояло для начала спать почти столько же, сколько спят обычные младенцы, а потом все дольше и дольше бодрствовать, пока годам к четырем они, как ожидалось, не научатся обходиться вообще без сна.
И они научились. Они не погибли! Они прекрасно развивались и выглядели, как самые обычные здоровые ребятишки. Все двадцать два ребенка узнавали своих мам и улыбались, все, как полагается, дрыгали ножками, ворковали, сосали грудь, ползали – и вообще делали все, что делают маленькие дети. В том числе и спали. Все они казались отлично развитыми и умненькими, потому что им уделялось много внимания, да и окружавшая их среда была замечательно интересной, но признаков гениальности они пока что не проявляли. Они постепенно учились всему, чему и прочие дети: сперва лепетали «ням-ням» и «бай-бай», потом стали говорить «мама» и «папа», потом «нет!» и прочие словечки из лексикона малышей. Надо сказать, они совсем незначительно отличались от детишек среднего уровня развития. Однако, как считали ученые, резкое ускорение развития их интеллекта должно было начаться, как только они начнут бодрствовать большую часть суток.
К двум годам почти все они спали менее шести часов за ночь. Были, правда, кое-какие естественные различия в том, что руководители программы называли «развитием детской бессонницы». Чемпионом оказался мальчик Ха Даб, который отказался от дневного сна в возрасте десяти месяцев, а в два года с небольшим спал всего два-три часа за ночь.
В течение нескольких месяцев Ха Даб, хорошенький мальчик с большими глазами и серебристыми кудряшками, был любимцем всего Хай Бризала, жители которого постоянно смотрели по телевизору программу «Суперумники». Вот Ха Даб весело ползет через комнату навстречу руководителю проекта, доктору и магистру разнообразных наук, профессору Уй Тагу, автору работы «Бессонница – вот ответ». Профессор наклоняется и с приветливой улыбкой пожимает протянутую маленькую ручонку. А вот Ха Даб валяется в траве, играя со щенком блэпдога, подаренным ему Высшим Остроугольником Хай Бризала; а вот он сворачивается клубком в своей кроватке, засунув большой палец в рот и явно собираясь уснуть, и вдруг вскакивает и, озорно блестя ясными глазенками, показывает язык оператору. Программа пользовалась огромным успехом, но потом как-то незаметно исчезла из эфира, что, впрочем, часто бывает с сиюминутными увлечениями зрителей, и более года о ней ничего не было слышно.
Затем в местном Интернете на сайте Интеллектуалов появилась некая видеоинформация, весьма осторожно касавшаяся некоторых основных – и, похоже, до сих пор не решенных – вопросов теории детской бессонницы и воспитания суперумников из подопытных детишек. Наиболее выразительными были те кадры, где Ха Даб, которому теперь исполнилось уже три с половиной года и который совершенно перестал спать, играет со своим блэпдогом. Совершенно очаровательные мальчик и пес прекрасно проводили время, хулиганя в парке научного городка, но возникала странная тревога, когда голенький малыш послушно следовал за собакой, а не наоборот. Кроме того, Ха Даб также казался странно индифферентным к присутствию чужих людей, а когда ему задавали вопрос, он иногда полностью игнорировал спросившего, а иногда все же отвечал, но так, словно ни человеческая речь, ни человеческое общение никакого значения для него не имеют. Когда его спрашивали: «Ты уже ходишь в школу?», он молча делал несколько шагов в сторону и прямо перед камерами садился какать. И при этом его поведение отнюдь не выглядело вызывающим. Просто ребенок был начисто лишен элементарных понятий о стыде и стыдливости.
Зато другой ребенок, показанный на презентации, изящная девочка лет четырех по имени Ра Нья, которую ученые назвали «развивающейся несколько замедленно», поскольку она все еще спала ночью целых четыре часа, оказалась чрезвычайно живой и милой болтушкой. Она охотно рассказывала репортерам, что в школе ей очень нравится, потому что там есть микроскопы, в которых «копошатся всякие маленькие штучки», а букварь свой она теперь может прочитать с начала и до конца. Однако Ра Нья так и не стала очередной любимицей публики. После этого ученые более двух лет не допускали телевизионщиков на территорию научного городка – пока общественное любопытство не стало настолько сильным, что они не выдержали его давления и сдались.
И тогда профессор Уй Таг объявил, что испытания бессонницей прошли успешно. Все двадцать два подопытных ребенка – им теперь было от четырех до шести лет – спят не более получаса за ночь и все пребывают в добром здравии. Что же касается их интеллектуального развития, которое, как объяснил профессор, происходит, разумеется, иначе, чем у детей, которые слишком много спят, то его вообще нельзя измерять привычными мерками. Однако, сказал он, нет и не может быть ни малейших сомнений в том, что интеллект подопытных детей развит чрезвычайно.
Это заявление, впрочем, не совсем удовлетворило телезрителей, а также и тех ученых, которые давно уже ставили под сомнение теорию детской бессонницы. Не удовлетворило оно и правительство, столь активно поддерживавшее программу профессора Уй Тага в надежде получить поколение гениев, способных поставить на колени соседний Нуум и подтвердить гениальность ученых Хай Бризала. После довольно длительных совещаний различных комитетов, комиссий и частных лиц Комиссия по Научным Исследованиям поручила группе незаинтересованных ученых проинспектировать деятельность группы Уй Тага, который яростно этому решению сопротивлялся, и представить отчет о проделанной работе.
Вскоре инспекторы обнаружили, что многие родители подопытных детишек прямо-таки горят желанием побеседовать с ними. Многие также умоляли посоветовать, как им теперь вылечить своих малышей. Один за другим эти отчаявшиеся матери и отцы в ужасе восклицали: «Но ведь они же стали настоящими лунатиками! Они ходят во сне!»
Одна молодая мать, женщина необразованная, но весьма наблюдательная, поставив своего сынишку перед зеркалом, попросила одного из инспекторов понаблюдать за ним. «Ми Мин, – обратилась она к ребенку, – посмотри-ка туда. Кто это там, в зеркале? Скажи, детка, кто там такой? Ну же, Ми Мин, кто этот маленький мальчик и что он делает?» Но Ми Мин, согласно приведенной в отчете записи инспектора, «никак не отреагировал на свое отражение, не проявил к нему ни малейшего интереса и даже ни разу не посмотрел в глаза своему двойнику». Далее инспектор пишет: «Впоследствии я заметил, что хотя взгляд мальчика иногда случайно и падал на меня, но в глаза мне он ни разу не посмотрел. Признаюсь, я тоже не мог посмотреть ему в глаза. И мне это представляется фактом весьма тревожным».
Тревожным фактом этому инспектору показалось и то, что ни один из этих детей никогда и ни на что не показывал пальцем, не следовал советам посмотреть туда, куда ему указывали пальцем другие. «Животные и маленькие дети, – писал этот ученый, – смотрят, конечно, в первую очередь на сам указующий перст, а не в том направлении, куда он указывает, и никогда сами не указывают на себя. Указывание пальцем как значимый и понимаемый жест – нормальный этап развития ребенка на первом году его жизни».
Суперумники подчинялись самым простым и прямым указаниям, но как-то странно, рассеянно. Если им, например, говорили: «Пойди на кухню», или «Сядь», они поступали так почти всегда, но если кого-то из них спрашивали: «Есть хочешь?», то ребенок мог пойти, а мог и не пойти на кухню или к столу, хоть и знал, что там ему дадут поесть. Ударившись, никто из этих детей не бежал к взрослым с криком «бо-бо вот тут!»; они просто ложились на землю, поджимали ноги к животу и лежали молча или слабо поскуливая. Кто-то из отцов сказал инспекторам о своем сыне: «Он словно не понимает, что с ним что-то случилось. Словно знает: что-то случилось, но не понимает, что случилось именно с ним». И гордо прибавил: «Он упрямый. Настоящий солдат! Никогда не просит о помощи».
Нежные слова, похоже, для этих малышей ничего не значили, хотя, если их приласкать, они вполне могли потереться о твое плечо мордашкой или даже прижаться к тебе. Иногда они даже лепетали нечто ласковое, вроде «холосый-плехолосый!» или «мамулечка тепленькая» – но не в ответ на слова любви, а как бы просто так, ни с того ни с сего. Они откликались, когда их звали по имени, а если кто-то спрашивал, как их зовут, называли свое имя, но не все. Родители утверждали, что дети «слишком часто разговаривают сами с собой и никого не слышат». Местоимения суперумники использовали совершенно произвольно – «ты» вместо «я», «меня» вместо «их» и т.п. Их высказывания становились все более спонтанными и бессмысленными; на вопросы они практически не отвечали или отвечали невпопад.
