Фабрис Колен - КОЛЕН Ф. По вашему желанию. Возмездие

Верховые животные сентаев, изрыгавшие струи кислоты, всегда попадая в цель, казалось, парили над землей. Их хозяева использовали оружие, о котором большая часть азенатов никогда не слышала. Мечи с зазубренными лезвиями. Копья с выдвигающимися крючьями. Арбалеты с тремя стрелами. Они двигались со сверхъестественной быстротой.

Более того, казалось, для того чтобы общаться друг с другом, им не нужны слова. Они кричали ради удовольствия, но никто не отдавал никаких приказов и в то же время, похоже, каждый знал, что ему делать.

Ужас в глазах солдат, отступающих перед не чувствительными к ударам монстрами с металлической шкурой. Паника при виде упавших на землю, кричащих что есть сил товарищей с лицом, изъеденным кислотой. Все сентай постепенно спешились. Пронзительный свист, предвкушение кровопролития. Входящие в плоть зазубренные клинки. Вырванные из орбит глаза. Вспоротые животы, дымящиеся внутренности. Крики ужаса, заглушающие бесполезные приказы. Полнейшее смятение.

Вцепившись руками в поводья, Тириус Бархан понял, что все его люди погибнут. Он оцепенел от ужаса. Вот как за несколько минут можно перейти от заранее спланированной атаки организованной, хорошо обученной армии в несколько тысяч человек к почти сверхъестественной панике, к хаосу обезумевших людей, изуродованных тел, умоляющих о пощаде губ. Песок постепенно пропитывался азенатской кровью. А солнце, бесстрастный свидетель бойни, медленно двигалось к зениту.

Тириус опустил забрало на своем шлеме и бросился в атаку.

Он не видел, как адъютант за его спиной выхватил меч и не знал, что ему только что удалось ускользнуть от смерти — на этот раз. Лишь настоящий миг имел значение. Лишь его ярость.

Он обнажил меч и бросился в гущу сражающихся. На его пути вырос первый сентай. Сильным ударом меча Тириус снес ему голову. Другой гнусно ухмыляющийся монстр попытался сбросить его с коня. Он нанес ему удар прямо в лицо, и чудовище покатилось по пыльной земле.

— Отступайте! — кричал он. — Отступайте!

К нему вернулся ночной кошмар. Его вдруг охватило непереносимое отчаяние, отчаяние, к которому примешивались чувства вины, сожаления и ужаса, и варвар думал лишь об одном: убивать, убивать, чтобы спасти своих людей. Но было уже слишком поздно.

Одной рукой удерживая поводья своей лошади, ишвен развернулся, чтобы снова ринуться в атаку. Он обвел взглядом поле битвы. Три четверти его людей уже лежали на земле. Другие пытались бежать. Когда он вновь занес клинок, в голову его коню попала стрела. Животное встало на дыбы, а затем рухнуло наземь. Тириус упал вместе с ним, но тут же вновь вскочил на ноги. Его шлем был весь в трещинах, но меч он по-прежнему сжимал в руке. Он с размаху ударил им одного из врагов, затем сделал выпад и отрубил другому противнику руку. Третий обрушил Тириусу на грудь свой обоюдоострый топор, и ишвен упал.

В этот же миг все взгляды обратились к небу.

Послышался страшный грохот. Сражающиеся замерли.

Начался второй обвал. Азенаты в недоумении смотрели, как прямо перед ними, преграждая путь, обрушиваются на землю камни. Те, кто еще мог стоять, в полнейшем изумлении смотрели друг на друга. Им сознательно отрезали путь к отступлению. Из этой ловушки не было выхода.

Бойцы стали искать взглядом своего генерала, но, найдя, поняли, что он тут ни при чем. Их просто решили принести в жертву. Их заперли вместе с сентаями между двух непреодолимых стен, чтобы они перебили друг друга. Ущелье станет им могилой.

Бой возобновился с новой силой.

Теперь не оставалось ничего другого: лишь попытаться прожить как можно дольше — еще несколько минут, хотя бы несколько секунд. В глазах азенатских воинов плясал огонь безумия. Преданы. Преданы собственным полком. Своими друзьями, своими братьями. Хотя какая теперь разница.

Люди бросались на приступ, погибая на лету, сраженные мириадами стрел. Некоторые в припадке безумия вламывались в ряды собственных солдат и убивали своих братьев. Со слезами на глазах новобранцы выпускали из рук оружие и безропотно ждали конца, взывая к милости Единственного. Ослепленные кислотой, солдаты разбегались и погибали, с размаху разбивая головы о каменные глыбы. Бойцы в отчаянии бросались на сентаев со всей энергией молодости, которой не суждено было кончиться, становясь частью легенды, которую, увы, не узнал никто, кроме них.

Исход боя был совершенно очевиден. Однако надежда отказывалась умирать.

Среди сражающихся был один человек: человек в раздробленном шлеме, осыпавший врагов проклятиями и бившийся с неслыханным остервенением. Он осыпал сентаев ударами меча с регулярностью совершенного механизма. В его стороны летели струи кислоты. О его кольчугу ударялись арбалетные стрелы. Крики ярости раздирали ему барабанные перепонки. Но человек продолжал наносить удары. Он призывал смерть, но смерть не приходила. Воин бился и бился, сражая своим мечом все новых и новых сентаев. Земля вокруг него превратилось в крошечную полоску, которую он видел из-под забрала своего шлема. «Вот оно, мое поле битвы, — думал он. — Кровь и песок».

Наконец человек упал на колени.

Ему на спину обрушился удар меча. Он отклонился, нанес ответный удар и почувствовал, как чье-то тело падает рядом с ним — друг или враг, какая разница.

Воин дополз до камней, оставляя позади себя широкий кровавый след.

Оперся спиной о каменную гряду.

— Сюда, господин генерал.

Он приоткрыл глаза. Рядом с ним было какое-то лицо. Тириус обернулся снова, чтобы отразить еще один удар. В его изрядно помятые доспехи вонзился топор, а он в ответ всадил свой клинок прямо в лицо нападавшему. Его начало тошнить, и в тот же миг он почувствовал, как чьи-то руки тащат его назад.

Это лицо.

Он знал это лицо.

— Ты.

— Да, господин генерал.

Теперь ишвен вспомнил. Высокие Равнины.

Это был юный разведчик, которого он пощадил четыре года назад.

Зной усиливался.

— Дайте мне помочь вам.

У него не было сил, не было больше сил ни на что. Юный разведчик с необычайной осторожностью снял с него шлем. Он был ранен в спину. И в грудь. Кислота разъедала ему лицо. Одна из рук была раздроблена. Склянка с ядом, которую ему дали перед отъездом, разбилась, а ее содержимое разлилось по песку.

Тириус Бархан поднес руку к губам; его начало рвать.

— Я хотел предупредить вас, господин генерал. Но меня бы убили. Я думал…

Ишвен оперся о его плечо и попытался встать. Совсем рядом, в нескольких шагах от них, продолжала бушевать битва.

— Я хочу… хочу продолжать сражаться.