Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга вторая)

– Можно, о шейх, – сказал вдруг Грохочущий Гром. – Если хорошенько отлупить ее. Я часто пользовался этим средством – и оно всегда помогало.

– Я бы охотно отлупил ее – но ведь она даст мне сдачи! – и тут Гураб Ятрибский расхохотался, но без особого веселья.

– Не буди ребенка, о шейх! – одернула его Джейран.

Гураб Ятрибский задумался.

– Решайся и сделай это, о шейх! – вдруг потребовал Маймун ибн Дамдам. – Ты же видишь, иносказаний она не понимает. Она должна сама прийти к той мысли, которую мы ей так безуспешно пытаемся вложить в голову. А другого способа заставить ее думать я не вижу! Ты же хотел сделать это!

– Ты сам знаешь, о Маймун ибн Дамдам, что случается с магическими предметами, если они лишены присмотра, и ты тоже знаешь это, о Грохочущий Гром, – уже шаря рукой за пазухой, отвечал старый фалясиф. – Кто поручится, что не бродит по земле второй аш-Шамардаль или вторая Хайят-ан-Нуфус? Кто поклянется, что никогда не родится вторая Бертранда?

Джинн пожал плечами.

– Никто не поклянется, о шейх, – сказал Грохочущий Гром. – Но ты же сам был недоволен людьми, для которых делом доблести становится не исполнение дозволенного, а уклонение от недозволенного! Если только и делать, что уклоняться, то лучше уж вовсе не жить! Впрочем, решай сам. Или ты уже решил?

– Я решил, – Гураб Ятрибский достал из-за пазухи черное ожерелье. – Подойди, о Джейран, дай я его на тебя надену.

– Как, опять это мерзкое ожерелье? – возмутилась девушка.

– Мы с Маймуном ибн Дамдамом после того, как увидели мертвого Сабита ибн Хатема, забеспокоились, не остался ли в развалинах кто-то раненый, нуждающийся в помощи. И мы пошли туда, и отыскали женщину, которую погубило это ожерелье, ибо не ей оно было предназначено. И мы забрали его, – сказал Гураб Ятрибский, протягивая Джейран переплетение золотых и серебряных цепей с плоскими, грубо ограненными камнями.

– Оставь его себе, о шейх, у меня нет в нем нужды! – помотала головой девушка. – Или верни Абризе!

– Если я надену его на шею Абризе, оно ее погубит как и любую другую женщину, кроме тебя, – объяснил фалясиф. – Его владелица прокляла его таким образом, что только ее наследница может носить его без вреда для себя, а прочие, посягнувшие на него, погибнут. Разумеется, опытный маг может снять это проклятие – если хорошенько поломает голову. Но я бы оставил все, как есть.

– Я не хочу его, – сказала Джейран. – Нет мне от него пользы, а лишь одни бедствия. Лучше всего выбросить это проклятое ожерелье в пересохший колодец, чтобы уж никто больше к нему не прикоснулся.

– А что помогло тебе спасти мальчиков во дворце царей Хиры, если не это ожерелье? – спросил Гураб Ятрибский. – Как ты полагаешь, что удесятерило тогда твою силу?

– А разве моя сила удесятерилась? – задав этот вопрос из простого упрямства, ибо ей и самой те подвиги казались какими-то подозрительными, Джейран задумалась, и по ее лицу сразу стало ясно, что размышлять о предметах отвлеченных – тяжкая для нее задача.

– Это ожерелье служило для того, чтобы темное пламя, выходя из Врат огня, попадало к его владелице и давало ей силу, – негромко промолвил Гураб Ятрибский. – И эту силу столетьями скверные женщины употребляли во зло. Но вот оно, двадцать лет пролежав без дела, попало к Шакунте, а затем – к Абризе, а затем – к тебе. Шакунта хотела освободить из плена свою дочь, и желание было настолько велико, что ожерелье отдало ей сперва остатки накопленной ранее силы, а потом приникло к Вратам огня. Но темное и дымное пламя не годится для таких дел, Врата огня не смогли отдать его, владелица же требовала силы – и ожерелье высосало всю силу самой Шакунты, рассчитанную на несколько дней, и эта сила выплеснулась вся разом. То же произошло и с Абризой, то же произошло и с тобой. Три женщины потребовали от ожерелья благой силы, о Джейран! И это были – мать, спасающая ребенка, и врачевательница, спасающая раненого, и предводительница, спасающая своих людей! Трижды ожерелье послужило добру – и оно очистилось, о Джейран! Бери его, владей им, во имя Аллаха.

– А зачем оно мне, о шейх? – не решаясь протянуть руку за странным подарком, спросила девушка. – Для чего мне сила в хариме Ади аль-Асвада?

– Бери, о ущербная разумом, и не задавай нелепых вопросов, – буркнул, подталкивая ее к старому фалясифу, Грохочущий Гром.

Пока девушка сомневалась, Гураб Ятрибский сомкнул на ее шее замок ожерелья, и оно скользнуло под ворот рубашки, и улеглось на груди.

Джейран прислушалась к себе – и решила, что ожерелью, очевидно, нужно время, чтобы освоиться и начать действовать. Оно висело вполне спокойно, не создавая неудобства и даже не обременяя своим весом.

– Я пойду, – сказал старый фалясиф. – О Маймун ибн Дамдам, ради Аллаха, окажи последнюю услугу – отнеси Джейран в Хиру к ее жениху.

– Может быть, и мне отнести тебя, о шейх? – забеспокоился Грохочущий Гром.

– Нет, мне нужно время, чтобы подготовиться к встрече с мальчиками, – отвечал Гураб Ятрибский. – А никогда не думается мне так хорошо, как в дороге.

Он простер руки над головами Джейран и джинна, как бы благословляя их и, не сказав более ни слова, повернулся и пошел прочь.

Грохочущий Гром буркнул что-то себе под нос и взмыл в небо.

– Гляди, он парит над шейхом! – удивился джинн.

Воистину, странно выглядели эти двое – размеренно шагающий по дороге старец и висящий над ним подобно светильнику, растопыривший руки и ноги ифрит, от лица и груди которого исходило красно-лиловое свечение.

– Кажется, Гураб Ятрибский нажил себе еще одного ученика, как будто ему мало твоих тридцати молодцов! – усмехнулся Маймун ибн Дамдам. – Клянусь Аллахом, я не знаю, чему доброму можно обучить ифрита, и Грохочущий Гром обременит наставника немалой заботой! Бери ребенка, о Джейран, заверни его поплотнее – и в путь! А остатки трапезы и посуду оставь здесь – они пригодятся тем, кто завтра днем придет к соседнему колодцу.

Джейран взяла на руки малыша, а Маймун ибн Дамдам встряхнулся – и его облик стал меняться на глазах. Посветлело лицо – и перестало быть приятным лицом смазливого купеческого сына, а налилось нечеловеческой и победоносной красотой. Сползли с одежды пестрые узоры и сделалась она волнисто-полосатой, как бы затканной бледным золотом, и по ней побежала рябь, как по пескам пустыни. Затем широкие полы взвились ввысь и застыли наподобие распахнутых крыльев. А может, это и были крылья, которые до сих пор джинн умело скрывал.

Маймун ибн Дамдам подошел к Джейран и обнял ее вместе с младенцем. Объятие было стальным, но бережным.

– Ау-у-у! – с этим криком, помогающим полету, джинн взмыл в небо. Джейран зажмурилась.