Вера Камша - Кровь Заката

– Гастон… – Румяный нобиль подбежал немедля. – Этих возьмешь на себя.

Гастон согласно кивнул.

– Разберешься с ними, но не сегодня. А сейчас мне нужен палач. А лучше три…

– Здесь? – в небольших глазках нового виконта Иданнэ мелькнуло недоумение.

– Здесь, – ледяным тоном подтвердил Филипп, – и немедленно. Тарж большой город, там должна быть и стража, и палачи.

– Но…

– Тебя не спрашивают. Исполняй…

Гастон убежал, а Филипп молча подошел к стволу не пережившего зимние бури дуба и, так и не сказав ни слова, сел, глядя прямо перед собой. Месяц Агнца известен непостоянством. Еще ночью бушевала метель, а сейчас солнце печет совсем по-весеннему, небо синее до неистовства, а на блестящих красных прутьях, которыми поросли берега ручья, где воины поят коней, чуть ли не на глазах раскрываются серебристые пушистые шарики.

Филипп ждал. Рауль немного подумал и присел рядом с королем. Граф ре Фло понимал, что задумал кузен. Око за око. Голову за голову. Зимой плакали женщины Тагэре, весна принесла слезы женам Лумэнов. Все правильно, но ни Шарля с Эдмоном, ни отца это не вернет. А Агнеса со своим щенком, которого она искупала в крови, удрала. Батар ушел умело, заплатив за свою жизнь чужими. Зимой слишком многие решили, что с Тагэре покончено, и бросились в объятия Лумэнов. Не повезло, но не его, Рауля ре Фло, дело жалеть тех, кто спутался с убийцами, против которых любые средства хороши. Это же он повторял себе, когда после битвы смотрел на развороченный лагерь, в первый раз в жизни соглашаясь с тем, что объявившие порох адским зельем клирики были не так уж и не правы. Разорванные на куски, обезображенные, обожженные трупы людей и лошадей, умирающие, которым не помог бы и святой Эрасти, удушливая, кислая вонь, исходящая из двух обугленных ям… Отчего-то больше всего запомнился мертвый фронтерец в ярко-желтых шароварах. То, что было выше пояса, куда-то делось, вытекшая кровь уже начинала густеть, а на дорогом солнечном сукне сидела, расправив крылышки, первая весенняя бабочка. Он долго этого не забудет, но такова цена победы. Если бы не Анри Мальвани и его безымянный помощник, они с Филиппом вряд ли сидели бы здесь и ждали, пока из соседнего городка привезут палачей… Мазилы рисуют победу в виде прекрасной девы, венчающей победителей гвоздиками, а на деле она ходит в маске палача и оставляет кровавые следы…

Когда все закончится, нужно навестить Эстелу, может быть, она придет в себя. Филипп – король, как она и хотела… Он не видел Эсту почти год, неужели она даже теперь не простила? Или, наоборот, обвиняет себя во всем, ведь Шарло не хотел короны. Она так и не поняла, что Шарль Тагэре заявил о своих правах не потому, что на него насели жена и тесть с племянником, а потому, что Пьер, вернее те, кто правил его именем, губили Арцию. Это был его выбор, и герцог отнюдь не искал смерти, как болтали некоторые. Он ее не боялся, но и не искал, просто выполнял то, что считал своим долгом.

Но разве это объяснишь женщине, которая сначала казнила других, а теперь себя, да если б только себя! Хорошо бы увезти Эсту с детьми во Фло, но там Делия, а этим двоим под одной кровлей не жить… Что ж, он попробует забрать мальчишек. Жоффруа нужна мужская рука, а Сандеру… Бедняге где угодно будет лучше, чем дома. Рауль обычно не задумывался над тем, что его не касалось, но то, как в общем-то добрая и справедливая Эстела относилась к сыну-калеке, пугало. Ладно, Изо и Жаклин девочки славные, сына Шарло они не обидят. Даже если Эста будет против, он малыша все равно увезет… Малыша? Забавно, он думает об Эстеле как о сестре, а о ее младших детях как о племянниках, а на деле-то они ему кузены…

– Рауль, – король внимательно вглядывался вдаль, – похоже, едут!

Гастон Иданнэ не оплошал. В Тарже действительно был палач, правда один. Зато у него имелся ученик и помощник, намеревавшийся после Светлого Рассвета отправиться в соседний городок Фортальзу и зажить своим мастерством. Заплечных дел мастера, узнав о предстоящей работе, для порядка посетовали на то, что не знали заранее, но собрались споро. Рауль с невольной дрожью (что поделать, страх перед змеями и палачами ведом даже воинам) оглядел две закутанных в красное фигуры, сидевшие на передке чистенькой тележки, запряженной жизнерадостным пегим мерином.

Король молча смотрел на подъезжающих, и Рауль в который раз подивился сходству отца и сына. Только никогда в глазах Шарло Тагэре не было такого холода. Впрочем, ему не довелось в один день потерять отца и брата, не считая других родичей и друзей. Повозка остановилась в трех десятках ланов, и люди в красном, довольно ловко спрыгнув на землю, замерли в почтительном ожидании. Король махнул рукой, и палачи подошли поближе.

– Вам доводилось казнить топором? – Голубые и холодные, как вечерний лед, глаза остановились на том, кто был пониже, но пошире в плечах, угадав в нем мастера.

– Мне – да, – согласно наклонил голову палач, – хоть и нечасто. А ему, – кивок в сторону помощника, – нет. Головы ведь нобилям рубят, а у нас все больше простолюдины.

– Справитесь.

Король не спрашивал, но палач счел свои долгом ответить:

– Должны. За себя я ручаюсь, а его я сам на бойне учил.

– За работу вам заплатят, а то, что найдете, – ваше. Тот холмик сгодится?

– Почему нет, – пожал плечищами палач, – нам сгодится, а им и подавно.

– Тогда готовьтесь. Время уже позднее, нужно успеть до темноты.

Люди в красном не стали мешкать, и мерин, весело потряхивая гривкой, потрусил в направлении холма.

– Филипп, – Рауль тронул кузена за плечо, – я так понимаю, что Фарбье?

– Все, – коротко бросил король.

– Все? – Графу показалось, что он ослышался.

– Все, начиная с баронов, – уточнил Филипп, – остальные подождут…

Рауль не стал спорить. По большому счету кузен был прав. Великодушие Шарля не спасло, наоборот! Те, кто стоит тут, первыми пролили кровь, первыми нарушили мир, ударили в спину, преступив все законы рыцарской чести, и еще поглумились над противниками. Как погибшими, так и живыми. Все правильно. Их не оправдывает ни безумие короля, ни бегство Агнесы.

А что же он сам, Рауль ре Фло, который сейчас, надо смотреть правде в глаза, пока куда больший король, чем сын Шарло? Лумэны еще долго не оправятся, Филипп же слишком молод и знает это. Он послушает кузена, и это не от слабости. Просто Анри Мальвани сейчас не в счет, и он, Рауль, стал первым. До эльтского побоища он сам слушал Шарля и деда, а Эдмон и Филипп – его. Сейчас в Арции нет более значимого человека, и захоти он… Нет! На троне Волингов может быть только Волинг, а настоящих Волингов в Арции лишь трое. Филипп, Жоффруа и Александр. Ре Фло мог надеть корону на Тагэре, но не на себя, но сейчас он является королем короля. Так, может, остановить казнь? Спасти хотя бы часть тех людей, которые перешучивались или отводили глаза, когда палачи рубили голову его отцу и деду? Возможно, кто-то из них тоже думал, не остановить ли казнь. Хотя какие глупости! Это могла сделать лишь Агнеса, а королева была бы более счастлива, лишь заполучив Шарло живым, но этого, слава Эрасти, не случилось. А остальные что? Могли либо бежать, либо умереть рядом с Эдмоном Тагэре. Конечно, после казни можно было уйти. Некоторые действительно ушли, а те, кто остались, сами выбрали свою судьбу, и пусть им. И все же… Все же, останься Шарло жив, он бы помиловал. Да, но будь отец жив, сын вряд ли смотрел бы таким холодным темным взглядом…