Фрэнк Герберт - Дюна. Первая трилогия

— Что здесь происходит? Я думал, меня позвали на Совет!

Стилгар поднял руку, призывая к молчанию. Указал налево — там толпа тоже расступилась, освобождая проход. По нему к возвышению шла Чани. На маленьком лице застыла скорбь. Вместо дистикомба она надела оставлявший открытыми руки синий хитон, который был ей очень к лицу, под левым локтем был повязан зеленый платок.

Зеленый — цвет траура, вспомнил Пауль. Он понял это, когда сыновья Джамиса сказали ему, что не носят зеленого, поскольку признали его, Пауля, как отца-опекуна.

— Ты правда Лисан аль-Гаиб? — спросили они его напрямик. И Пауль, услышав за их вопросом далекий рев воинов джихада, не ответил, задав вместо этого встречный вопрос и выяснив, что старшего зовут Калеф и ему десять лет; он — сын Джоффа. А младшего зовут Орлоп, ему восемь, и он — сын Джамиса.

Странный был день… Он попросил мальчиков охранять его — отгонять любопытствующих. Ему нужно было время — подумать, вспомнить свои пророческие видения и попытаться измыслить путь — избежать джихада…

Сейчас, стоя подле матери, он вглядывался в толпу. Да может ли какой бы то ни было план предотвратить дикое буйство фанатичных легионов?..

За Чани следовали еще четыре женщины, которые несли на носилках какую-то старуху.

Джессика пристально разглядывала ее, не обращая внимания на Чани. Древняя, высохшая, морщинистая… На старухе было длинное черное одеяние; откинутый назад капюшон открывал тугой узел седых волос и тощую шею.

Носильщицы бережно подняли свою ношу на уступ. Чани помогла старухе встать.

«Вот, значит, их Преподобная Мать», — подумала Джессика.

Старуха подошла к ней, ковыляя и тяжело опираясь на плечо Чани. Казалось, под ее черным одеянием было не тело, а какие-то палки. Несколько долгих мгновений старуха смотрела на Джессику снизу вверх. Наконец она хрипло прошуршала:

— Значит, ты — действительно Она… — Старуха кивнула головой на тонкой шее; Джессике показалось, что она вот-вот отвалится. — Шэдаут Мэйпс была права, когда жалела тебя…

— Мне ничья жалость не нужна, — быстро, даже резко ответила Джессика.

— Посмотрим, посмотрим, — прошелестела старуха. Она обернулась к толпе с удивившим Джессику проворством; — Ну, Стилгар, скажи им!

— Надо ли сейчас? — отозвался тот.

— Мы — люди Мисра, — проскрипела старуха. — С тех пор как предки наши бежали с аль-Урубы на Нилоте, мы познали и бегство, и смерть. И молодые идут вперед, чтобы народ наш не умер.

Стилгар глубоко вздохнул, сделал два шага вперед.

Джессика физически ощутила тишину, опустившуюся на толпу. Сейчас в пещере было уже тысяч двадцать человек — и все они стояли молча, почти не шевелясь. От этого она вдруг почувствовала себя маленькой… и это настораживало ее.

— Сегодня же ночью нам придется покинуть этот сиетч, так долго укрывавший нас, и уйти дальше, на юг Пустыни, — начал Стилгар, и его могучий голос разнесся над обращенными вверх лицами; акустическая раковина позади усилила его голос.

Но толпа молчала.

— Преподобная Мать сказала мне, что не переживет еще одного хаджра, — проговорил Стилгар. — Уже было время, когда мы жили без Преподобной Матери. Но негоже людям искать новый дом, когда нет с ними наставницы…

Теперь толпа зашевелилась. По ней прокатился шепот, волнение.

— И вот, дабы такого не случилось, — продолжал Стилгар, — наша новая сайядина, Джессика, владеющая колдовским, искусством, согласилась сейчас пройти через обряд. Она попытается проникнуть в глубь себя, чтобы мы не остались без силы нашей Преподобной Матери.

«Джессика, Владеющая Колдовским Искусством», — повторила Джессика беззвучно. Она увидела, как широко раскрылись глаза Пауля, увидела, что вопросы переполняют его — но он сдержался и промолчал. Слишком уж странным, чужим было — все вокруг.

«Если я умру в этом испытании — что будет с ним?» — спросила себя Джессика, чувствуя, как опасения вновь охватывают ее.

Чани подвела Преподобную Мать к каменной скамье в глубине акустической раковины и вернулась к Стилгару.

— А чтобы мы не потеряли все, если Джессику, Владеющую Колдовством, постигнет неудача, — объявил Стилгар, — Чани, дочь Лиета, будет теперь посвящена как сайядина! — Он отступил в сторону.

Из глубины акустической раковины, усиленный ею, послышался голос старухи — резкий, высокий шепот:

— Чани вернулась из своего хаджра — Чани видела воды!

— Она видела воды, — прошелестела в ответ толпа.

— И я посвящаю дочь Лиета и объявляю ее сайядиной! — все таким же хриплым и резким шепотом продолжила старуха.

— Мы принимаем ее, — отозвалась толпа.

Пауль почти не слышал ритуальных слов. Все его мысли были сосредоточены на словах Стилгара о его матери, Если ее постигнет неудача?..

Он обернулся, глядя на ту, которую называли тут Преподобной Матерью: высохшее морщинистое лицо, неподвижный взгляд бездонно-синих глаз. Казалось, любой, даже самый слабый ветерок может повалить или унести ее — но было в ней что-то такое, отчего верилось: даже если она встанет на пути кориолисовой бури, бешеный ветер не посмеет тронуть ее. Старуху окружала такая же аура власти, какую заметил он у Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, подвергшей его мучительному испытанию гом джаббаром.

— Я, Преподобная Мать Рамалло, чьим голосом говорят многие, говорю вам, — провозгласила старуха. — Найдено, что Чани достойна стать сайядиной.

— Достойна, — подтвердил хор голосов. Старуха кивнула:

— Даю ей серебряное небо, золотую Пустыню с ее сияющими скалами и зеленые поля, которые раскинутся здесь в будущем. Все это я даю сайядине Чани. А дабы помнила она, что отныне она — служанка всем нам, поручается ей прислуживать в Обряде Семени. Да свершится все по воле Шаи-Хулуда… — Поднялась и упала худая рука, похожая на бурую палку.

Джессика ощутила, как затягивается вокруг нее петля обряда, как течение ритуала уносит ее туда, откуда назад повернуть невозможно. Она посмотрела на вопрошающее лицо Пауля — и приготовилась встретить испытание.

— Пусть выйдут вперед хранители воды, — сказала Чани, и лишь очень внимательные заметили бы в ее еще детском голосе нотку неуверенности.

В этот миг Джессика ощутила, что опасность уже пришла. Опасность чувствовалась в напряженном молчании толпы.

Среди людей внизу открылся новый проход — на этот раз извилистый. Группа фрименов пошла по нему из глубины пещеры к возвышению. Они шли парами, и каждая пара несла небольшой кожаный бурдюк раза в два больше человеческой головы, колышущийся с тяжелым бульканьем.