Людмила Астахова - Дары ненависти

Грэйн покрутила головой, удивленная простотой ответа. Да, пожалуй, что так… Именно это деяние леди Янамари… эрны Янэмарэйн? – и вызывало в ролфийке противоестественное чувство доверия. Ты можешь быть изощреннейшим из лгунов, самым изворотливым из гадов, когда-либо ползавшим под тремя лунами, – но под огненным взглядом Локки не лжет никто. Богиня не потерпит двуличия и предательства. Либо ты честен до конца, до самого своего естества открыт ее взору – либо ты пепел и прах, и само имя твое развеет ветер… Раз Локкины когти не впились в змеиный хвост, значит… не такая уж шуриа и змея, как оказалось. И кто знает, может быть, из леди Джойаны Янамари и впрямь получится когда-нибудь эрна Джоэйн Янэмарэйн, а?

Если только обе они не закончат свои дни прямо здесь и сейчас, в кольце облавы, прорваться из которого, наверное, и можно… но Грэйн пока не представляла себе, как же это сделать.

В горле саднило, в носу першило, живот, грудь и бедра, казалось, намертво приклеились к ледяной глине, липкая жижа медленно просачивалась сквозь одежду. Больше всего ролфи сейчас боялась закашляться или чихнуть, и тут уже непонятно, что хуже – огласить ночной Синтаф кашлем или начать с хлюпаньем выползать из канавы… Нет, все-таки знала. Хуже всего была начинавшаяся головная боль – характерная распирающая тяжесть, угнездившаяся меж бровей и уже оттуда растекавшаяся к вискам. Грэйн казалось, что это у нее мозги спекаются, но на деле все проще. Простуда. Очень вовремя.

«Если я свалюсь, Джоэйн тоже конец, – подумала ролфи, но все-таки в минутной слабости ткнулась лбом в холодную грязь, надеясь немного оттянуть подступающий жар. – Боги, только не сейчас…»

Синтафцы хрустели амуницией, жевали табак, плевались, дымили трубками и звякали оружием в каких-то нескольких шагах от нее. Чтобы как-то отвлечься, ролфи принялась сосредоточенно разглядывать вражий заслон. Зрелище неутешительное. Пусть имперские смески и смотрятся сборищем оборванцев, оружие у них настоящее. Вон и офицер с ними, и еще какой-то хмырь в долгополом кафтане… Солдат-загонщиков (подумав, Грэйн все-таки решили определить невнятное ополчение как солдат) было всего десятка полтора, но двум измученным беглянкам этого более чем достаточно. И наверняка этот кордон не один, а по дорогам еще и патрули теперь бродят… Когти Локки!

«Про дороги можно забыть, – мрачно решила Грэйн. – Про уединенные хутора и заброшенные сараи – тоже».

Слезы Морайг, а ведь они так хорошо шли! Неплохо шли, весьма неплохо. Расстояние до побережья, казавшееся прежде непреодолимым, стремительно сокращалось. Каких-то лайгов сорок, может, уже и меньше – они и впрямь немало прошли благодаря украденной овечке! Каких-то сорок лайгов… Грэйн уже почти слышала, как рокочут серые волны моря Кэринси, накатываясь на берега Синтафа. Почти чуяла соленый морской ветер. Почти вырвались!

Что бы сделала сама эрна Кэдвен, доведись ей устраивать облаву? Пустить по всем дорогам патрули, рассадить по кустам секреты, окружить район и начать тщательно прочесывать округу, медленно сжимая кольцо. Частой цепью, чтоб и мышь не проскочила. Лучше – с собаками. Собак она пока не чуяла, но, может, это из-за насморка, и скоро она вообще ничего не учует! Вопрос лишь в том, а хватит ли у преследователей людей на такую масштабную облаву? По всему выходит, что хватит.

Два дня, ну хорошо, пусть три… И вот на пути вырастают синтафские оборванцы с мушкетами, а подсказать безопасную дорогу больше некому, и боги молчат, молчат…

Обходить. Петлять. А потом – прорываться! И держать сухим порох, чтоб уж точно не попасть больше в когти охотников живьем. Обложили… с-сволочи!

Медленно-медленно, по доли дэма сдвигая свое тело, Грэйн начала отползать от дороги. Голова налилась болезненной тяжестью и клонилась книзу, но сейчас, когда ролфи стелилась на брюхе по жирной ситнафской земле, это было не так уж и плохо.

«Что я скажу Джоэйн, а? Что?»

Впрочем, говорить ничего и не пришлось. Промокшая шуриа тихонько шмыгнула носом, вопрошая без слов, Грэйн помотала головой, растерла грязь по лицу и молча показала на лес. Беглянки, пригибаясь и вздрагивая от падавших за шиворот ледяных капель, шмыгнули в ельник. Дождь шуршал, заглушая их шаги и урчание в пустых животах. Лес превратился в капкан, но… Приближался рассвет, а выхода из ловушки все равно не было.

Дождь моросил всю ночь без остановки, такой мелкий и противный, какой бывает в самый разгар осени. Сумрачный темный ельник глушил все звуки, и беглянки, укрывшиеся под выворотнем, слышали только мерное тихое шипение. Ни шагов, ни голосов, ни характерного звяканья оружия. В такую паршивую погоду да еще ночью загонщики не спешили соваться в лес.

«Плохо. Все плохо», – думала Джона, прислушиваясь к тяжелому дыханию ролфийки.

Горячая, вялая, больная. Плохо.

– Ты заболела?

Не ради ответа спросила. Хватило легкого касания губами раскаленного лба. Джона всегда так делала, когда дети болели. Только Грэйн не малышка, и нет под рукой ни лекаря, ни знахарки, ни горячего молока с медом.

Сквозь красную муть перед глазами шуриа казалась расплывчатой, какой-то зыбкой, словно Грэйн смотрела на нее поверх дымного костра. Ролфи и сама не замечала, как трет веки и переносицу, пытаясь сосредоточить взгляд на Джоэйн. Получалось плохо – шуриа так и норовила растечься туманом. Руки у нее были просто ледяные. «Это не я, это ты заболела…» – ужаснулась Грэйн и помотала головой, пытаясь одновременно и отдышаться, и сказать достаточно твердо и убедительно:

– Нет. Просто устала. Я не могу заболеть. Мне нельзя.

– Да уж. Устала ты. Это видно, – мрачно вздохнула Джона. Не любила она героев-самоубийц, не ведающих о том, что в мире существуют теплые одеяла, грелки, клистиры, ланцеты для кровопускания и уксусные протирки. И совершенно зря. Потому что без героев обойтись можно запросто, а без клистиров и грелок иногда не проживешь и суток.

Быстро темнеющий лес тошнотворно кружился вокруг Грэйн. Чувствуя, что ее вот-вот стошнит, ролфи в поисках опоры откинулась на торчащие за спиной корни выворотня и закрыла глаза. Только на минуточку, ненадолго, чтоб прекратилось это кружение и земля под нею перестала колыхаться и вздрагивать. Это же земля, не палуба? Не море, а лес вокруг, так отчего качка?

– Сейчас… посидим немного и дальше… Просто посидим… – ей и в самом деле казалось, что она говорит отчетливо. Да, да, просто устала, просто надо немножко посидеть… пока море не утихнет и волны не улягутся. Вот же как шумят они, словно голос… а может, это и впрямь голос?

Все-таки хорошо, что Джона по дороге успела наломать веточек ивы. Посмотрела, посмотрела на нетвердую походку спутницы да и припомнила рецепт Элишвы – от горячки и жара заваривать сушеную ивовую кору и давать пить больному. Сейчас, правда, не до сушки и заварки, но хоть что-то.