Джордж Мартин - Танец с драконами. Грёзы и пыль

На реке Тириону приходилось терпеть Гриффа, но тот хотя бы представлял собой загадку, а все прочее маленькое общество относилось к карлику вполне дружелюбно. Здесь загадочных фигур нет, и дружелюбия никто не выказывает, разве что красный жрец любопытен и еще Пенни… но девушка Тириона заслуженно ненавидит.

Тоска, одним словом, смертная. Только и развлечений, что раз в день колоть ножом пальцы на руках и ногах. На реке ему встречались разные чудеса: гигантские черепахи, заброшенные города, каменные люди, голые септы. Там никогда не знаешь, что тебя ждет за следующим изгибом, а в море все дни одинаковы. Пока когг шел вдоль берега, Тирион наблюдал за тучами морских птиц, считал скалистые островки и видел много других судов: рыбачьи лодки, неуклюжие торговые корабли, гордо пенящие воду галеи. Здесь его окружают море да небо. Вода как вода, воздух как воздух. Чересчур много голубизны, разве облачко когда проплывет.

Ночью и того хуже. Тирион спал плохо даже в хорошие времена, чего не скажешь о нынешних. Спать — значит видеть сны, в которых его караулят Горести и каменный король с лицом лорда-отца. Вот и выбирай: либо лезь в гамак и слушай, как храпит внизу Мормонт, либо оставайся на палубе и смотри в то же море. В безлунные ночи оно черно, как мейстеровы чернила, до самого горизонта. По-своему это прекрасно, но если смотреть слишком долго, начинаешь задумываться, как легко было бы перелезть через борт и ухнуть туда, во тьму. Один всплеск, и жалкая историйка его жизни закончится. Но что, если ад все же есть, и там его ждет отец?

Лучшее время суток — вечер и ужин. Еда не особенно вкусная, зато ее много. Тирион ел на камбузе, где потолок был такой низкий, что все высокие ростом, особенно Огненнорукие, рисковали голову себе расшибить. Сидеть за общим столом с людьми, языка которых не понимаешь, ему быстро наскучило; как знать, над чем они смеются, не над твоей ли персоной.

Там же, на камбузе, хранились корабельные книги. Благодаря капитану их было целых три: собрание весьма посредственных морских виршей, замусоленная история похождений молодой рабыни в лиссенийском перинном доме и четвертый, он же последний том «Жизнеописания триарха Велико». Триумфальная карьера сего волантинского патриота оборвалась, когда великаны убили его и съели. Тирион прочел их все на третий день путешествия и за неимением лучшего стал перечитывать заново. История рабыни, хотя и написанная чудовищным слогом, была всего завлекательнее — ее Тирион и выбрал в этот вечер для чтения за ужином, состоящим из вареной свеклы, холодной рыбной похлебки и сухарей, которыми впору было забивать гвозди.

Когда он читал о том, как девушку с ее сестрой схватили работорговцы, в камбуз неожиданно вошла Пенни.

— Я не знала… не хотела беспокоить милорда…

— Ты меня нисколько не беспокоишь. Надеюсь, ты больше не станешь пытаться меня убить?

— Нет. — Она покраснела и отвернулась.

— В таком случае я буду только рад побыть в чьем-то обществе — здесь это редкое удовольствие. — Тирион закрыл книгу. — Садись и поешь. — Еду, которую приносили к двери ее каюты, девушка оставляла почти нетронутой — изголодалась, должно быть. — Похлебка даже съедобна; рыба, во всяком случае, свежая.

— Нет, я рыбу не ем… костью подавилась однажды.

— Выпей тогда вина. — Тирион налил чашу и подвинул ей через стол. — Капитан угощает. Ближе к моче, чем к борскому золотому, но даже моча лучше черного рома, который глушат моряки. Легче будет уснуть.

Девушка к вину не притронулась.

— Благодарствую, милорд, я лучше пойду. Не стану вам докучать.

— Так и будешь всю жизнь убегать?

Эти слова остановили Пенни у самой двери. Она вспыхнула, и Тирион испугался, как бы она опять не расплакалась. Вместо этого девушка выпятила губу и сказала дерзко:

— Вы тоже бежите.

— Верно, но у меня хоть цель есть в отличие от тебя. В этом вся разница.

— Нам вовсе не пришлось бы бежать, кабы не вы.

Что ж, в смелости ей не откажешь.

— Ты подразумеваешь Королевскую Гавань или Волантис?

— И то, и другое. Отчего вы просто не вышли сразиться с нами, как пожелал король? Мы бы ничего вам не сделали. Проехались бы на собаке, потешили мальчика, все посмеялись бы…

— Вот именно. Надо мной. — Вместо этого он заставил их смеяться над Джоффом — ловко, не так ли?

— Брат говорил, что смешить людей не позорно. Что это честное ремесло, — сказала Пенни и залилась слезами.

— Мне жаль твоего брата. — Он уже говорил ей это в Волантисе, но тогда она была так поглощена своим горем, что вряд ли услышала. Теперь до нее дошло.

— Жаль, вот как? — Губа у нее дрожала, глаза казались двумя красными дырами. — Мы уехали из Королевской Гавани в ту же ночь. Так брат решил — боялся, что нас тоже обвинят в смерти короля Джоффри и будут пытать. Сначала мы поехали в Тирош, где у нас был знакомый жонглер, много лет представлявший у фонтана Пьяного Бога. Он уже состарился, часто ронял мячи и гонялся за ними по площади, но тирошийцы все равно бросали ему монетки, хоть и смеялись. Как-то утром его нашли около храма Триоса. Там стоит большая статуя этого трехглавого бога; старика расчленили и засунули куски во рты всех трех голов. Тело сшили заново и увидели, что у него самого головы нет.

— Голова отправилась к моей дражайшей сестрице. Он тоже был карликом.

— Да, как вы и Оппо… Грошик. Жонглера вам тоже жаль?

— Я только сейчас узнал о его существовании, но мне и его жаль, да.

— Он умер из-за вас. Его кровь на ваших руках.

Это обвинение, особенно после слов Джораха Мормонта, сильно уязвило его.

— Его кровь на руках моей сестры и убивших его скотов. Что до моих, — Тирион сжал кулаки, — на них тоже немало крови. Кого я только не убивал: отцов, матерей, племянников, любовниц, мужчин, женщин, королей, шлюх. Однажды меня разозлил певец, и я велел суп из него сварить. Но ни жонглеров, ни карликов у меня на совести нет. Я неповинен в том, что стряслось с твоим братцем.

На это Пенни выплеснула вино из чаши ему в лицо — совсем как дражайшая сестрица. В глазах защипало, дверь камбуза хлопнула. Вот тебе и подружились.

Тирион почти не имел дела с другими карликами. Его лорд-отец не любил напоминаний о сыновнем уродстве, и скоморохи, державшие у себя коротышек, быстро научились держаться подальше от Бобрового Утеса и Ланниспорта. Став взрослым, Тирион узнал, что у дорнийского лорда Фаулера есть шут-карлик, на Перстах служит карлик-мейстер и среди Молчаливых Сестер тоже есть карлица, но у него не было ни малейшего желания знакомиться с ними. Доходили до него и менее достоверные слухи: о карлице-ведьме, будто бы живущей на холме в речных землях, и маленькой шлюхе из Королевской Гавани, блудящей будто бы с кобелями. Сестрица, сообщив ему о последней, посоветовала заодно найти себе течную суку и попробовать самому. На вежливый вопрос, не себя ли сестра имеет в виду, она и плеснула в него вином — да не белым, как это, а красным. Тирион протер глаза рукавом.