Друиды - Морган Лливелин
Пока я следующим утром пел гимн для солнца, Рикс поделил наших всадников на три отряда. Два из них должны были атаковать римские фланги, а третьему предстояло остановить продвижение римской колонны.
Со спины своей лошади, стоявшей на вершине холма, я прекрасно видел происходящее. Римская колонна перестроилась в огромное каре, поместив в центр фургоны. До них было далеко, отсюда я не мог разглядеть, есть ли среди римлян галльские пленники. Они могли там быть. В любом из этих фургонов сейчас может находиться маленький пленный ребенок, моя дочь. И разбудила ее сегодня не песня солнцу, а звучный голос боевой трубы, призывающей людей на бойню. Я почти чувствовал ужас нашей крошки. Какую цену назначат моей дочери на аукционе в Риме? Во рту стало горько.
Напротив моего холма я видел вершину другого. Пока я смотрел, из-за него вынеслась волна всадников, мгновенно спустилась в долину и ударила в тыл нашей кавалерии. В утреннем воздухе далеко разнеслись дикие гортанные выкрики германских всадников. Удар германцев был страшен. От их мечей в воздух взлетали куски плоти наших воинов.
Германцы не придерживались никакого строя, никакой продуманной схемы атаки. Их вела вперед только жажда убийства. Некоторое время пораженные галлы удерживали позиции, но потом у них сдали нервы и они бросились от дикой орды врассыпную. Германцы с рычанием преследовали их, убивая и убивая без счета.
Тем временем легионеры Цезаря в каком-то механическом порядке развернули квадратный строй в два крыла и приготовились к продолжению атаки. Наши всадники, стремясь уйти из возможного окружения, рассеялись по полю. Собственно на этом бой можно было считать завершенным. Верцингеторикс на своем вороном носился взад и вперед, пытаясь удержать своих людей, развернуть их и повести в атаку, но было поздно. Паническое бегство возобладало в наших рядах, всадники неслись кто куда, но в основном в сторону своих племен, инстинктивно пытаясь найти там убежище. Когда стало ясно, что противостоять германцам невозможно, Рикс признал неизбежное и повел остатки кавалерии назад, к лагерю на берегу реки. Отсюда мне было не разглядеть его лица, но по движениям я угадывал, в каком гневе он пребывает.
Мы лишились четверти нашей кавалерии, и германцы были только одной из причин. Другая причина заключалась в страхе, посеянном нападением этих ужасных варваров. Люди боялись по-настоящему. На их глазах германцы отрывали раненным руки и ноги, топтали копытами лошадей. Перед галлами воочию явился сам дух войны, не балладный, не героический, а дикий и беспощадный, вырвавшийся из самых мрачных глубин человеческого духа.
Верцингеторикс приказал вождям племен собрать людей и попытался снова воодушевить их, восхваляя галльский героизм и доблесть, которых не было и в помине. Мужчины слушали его и нервно оглядывались по сторонам, словно ожидали, что сейчас из кустов выскочат ужасные германцы. Рикс созвал вождей на совет. Меня он словно не заметил, но я сам подошел и тихо пристроился с краю.
— У нас большие потери, — с горечью сказал он. — Всадники были нашей ударной силой, но теперь мы не можем ей воспользоваться, пока не восстановим прежней мощи. Я думаю вот о чем. — Он повернулся к Литавикку. — Мы сейчас недалеко от Алезии. Скажи, ведь мандубии — старые союзники эдуев? Я прав?
Литавикк кивнул.
— Тогда поезжай вперед и предупреди их, что наша армия на подходе. Я хочу использовать Алезию в качестве нашей базы. Так же как мы использовали Герговию. За крепкими стенами наши воины снова обретут смелость, и мы еще нанесем Цезарю такое же поражение, как то, которое он претерпел от нас в Герговии.
Верцингеторикс говорил с обычной своей уверенностью, как будто ничего особенного не произошло, как будто он просто собрал людей на совет и теперь раздает приказы. Со стороны могло показаться, что он командует огромной сокрушительной силой. Но я видел страх и сомнения, поселившиеся в сердцах тех, кто пережил натиск германцев. А еще я видел в глазах Рикса тень неуверенности, которую он пытался скрыть изо всех сил.
Он отправил часть воинов встречать обоз и сопровождать его в Алезию, охраняя от возможных неприятностей. Разведчикам было приказано следить за нашими тылами. Никто не сомневался, что Цезарь будет преследовать нас, и может напасть на обоз.
Армия выступила. Некоторое время я ехал рядом с Риксом, но он молчал. Мое присутствие напоминало ему об ошибке. Теперь-то было очевидно, что послушай он меня и предупреди людей о возможной атаке германцев, события могли бы пойти иначе. А Рикс не любил признаваться в своих ошибках. Интересно, а как еще мы можем научиться воевать, если не на своих ошибках?
Я подъехал поближе к нему. Слуга вел позади вороного жеребца, чтобы, случись какая неожиданность, лошадь оставалась бы свежей. Жаркое летнее солнце сияло с небес. Воздух насквозь пропитался пылью и запахом лошадиного пота. Скрип кожи, бряцание оружия и стук копыт окружали нас плотным облаком звуков. Рикс вел армию быстро, но все же в щадящем темпе, следя за тем, чтобы никто не отставал. На марше проще всего войти в обычную колею.
— Нас не враг победил, — задумчиво произнес я, словно продолжая прерванный разговор. — Мы поддались собственному страху. Цезарь правильно рассчитал. Германцы — воины ничуть не лучше наших, просто выглядят страшнее.
— Мои всадники бежали, Айнвар, — голос Рикса звучал так, словно он говорил со дна колодца. — Я все для них делал. У них была лучшая еда, лучшее оружие, лучшие лошади, собранные из всех племен. А они бежали. И я не мог их удержать. — Слова были наполнены горечью.
Я понял, насколько Верцингеторикс потрясен случившимся. Но он — командир, он должен скрывать свои переживания от всех, от всех, кроме своего душевного друга.
— Они всего лишь люди, Рикс, — я попытался утешить его. — Получилось так, что первыми с германцами столкнулись южане и западники. Если бы на их месте оказались сеноны или другие воины, уже встречавшиеся с ними, все сложилось бы иначе.
— Да, может быть. Но когда сотни лошадей впали в панику, остальных было уже не удержать. Паника — она ведь как пожар, правда? Я видел, как паника передалась от кавалерии к пехоте. И теперь боятся все. Вот почему я веду их в Алезию. Надо придти в себя, иначе нам не выиграть следующую битву... а тогда, я боюсь, мы потеряем нашу армию.
Мне еще не
