Ольга Григорьева - Ладога

Высокий, худой старик в полотняной рубахе до пят сверлил нас безумными черными глазами, ладный мужичок, с пышной копной рыжих волос, потешно большими ушами и огромными голубыми глазами испытующе всматривался из-за стола, красивая молчаливая девушка с чугунком в руках застыла возле печи, оценивая умным и серьезным взглядом.

– Это Отец Лесной – мой старший брат. – Хозяин подвел нас к высокому старцу. Тот склонил в приветствии голову, но с полатей не поднялся. – Здоровьем он слаб, ни на что не годен. Разве детишек из-под кромки мне на науку приводить… Да и то лишь летом.

– Каких детишек? – не понял Бегун.

– Обычных… Маленьких… Девчонок, конечно, лучше – они науку скорей постигают. Хотя хлопотно с ними потом становится – все замуж выйти норовят. Стонут, плачут, носами хлюпают… В мир отпустишь их, так назад ворочаются – требуют: «Жениха сыщи». Тут и думаешь – какого ляда учил на свою голову, пути-дороги с кромки да на кромку указывал? Вот и стираешь у них все знания… А замуж выдавать все же приходится – коли не выдашь, ни за что лесную науку не позабудут… Так-то…

Хозяин поймал недоверчивый взгляд Медведя, удивленно вскинул густые седые брови:

– Неужто о Лесном Отце да о Девках Лесных ни разу не слыхали? Вон, тогда на Полету гляньте – она у нас с малолетства живет, всему учена, а теперь присушило ее – углядела прошлым летом у старого дуба паренька-охотника, так покою не дает. Жени, и все тут.

Девушка потупилась, залилась румянцем и, поспешно скрывая смущение, понесла чугунок на стол…

– Жаль такую красу да умницу в мир отпускать. – Хозяин вздохнул. – А куда денешься? Она, дура, думает, будто ласки да утехи любовные ей слаще лесного знания станут…

– Не думаю, деда, – неожиданно заявила девка. – Знаю!

– Все они таковы…

Хозяин махнул рукой, повернулся к голубоглазому мужику:

– А его Вострухой кличут – за слух хороший. Он поступь лиха-несчастья издалека слышит, заранее о бедах упреждает. Дальняя мне родня… Из Домовиков. Хороший паренек, жаль, шибко домашний – от хозяйства и печи не оторвешь. Они вечно с Полеткой в ссоре – друг друга за все ругают.

– Я ее за дело ругаю! – набычился Воструха. – Готовить не умеет, прибирать не умеет, а за все хватается!

– Я ей все делать велел! – цыкнул на него Хозяин. – А ты отдохни пока… Как девку замуж отдам, коли она ничему по хозяйству не учена?!

– Возишься с ней, как с торбой писаной! – разобиделся Воструха и полез куда-то за печь.

Зато девка засияла от счастья, видать, не надеялась, что Хозяин ее сторону примет, пригласила:

– Согрейтесь у нас, гости дорогие, отведайте угощения небогатого…

Красивая девка… Умная, ласковая… Повезло тому охотнику, коего она в мужья выбрала… Сам, небось, не ведает – как повезло. И люд в избушке лесной вовсе не таков подобрался, какой я себе выдумал… А ведь едва услышал от Чужака про Лесного Хозяина – Лешачиху вспомнил…

– Лешачиха не мне жена, – угадал он мои мысли. – Лешаку… Лешаков много, а я им всем – дед и хозяин. Так меня и кличут – Дед Белый иль Хозяин Лесной…

Медведь, его не слушая, лихо принялся за угощение, а я все по сторонам глазел. Дивно было видеть семейство лесное и знать – не люди они. Глаза зрили не духов – мужей да девку, а нутро чуяло нежитей…

Да, как бы ни звались – коли они к нам с добром, так и мы без зла…

Чужак за стол так и не сел, остался возле печи в огонь глядеть. Хозяин его не задевал – знал волхскую натуру, и он к Хозяину с расспросами не лез. Шло все чинно-мирно, но не выдержал Эрик. Едва вкусил пищи – поднял на Лесовика яркие глаза:

– Благодарствую за угощение. Скажи – не видал ли где Ядуна с девушкой солнца краше?

Хозяин покосился на него, потемнел. Таким и виделся мне в детстве дух Лесной неведомый – грозным, страшным, с руками-крючьями, глазами-молниями… Молчал бы лучше ньяр, ждал, когда волх сам о деле речь заведет! Спешка лишь при ловле блох хороша, а в остальном она – всем бедам первая зачинщица…

– Не тебе, ньяр, рот в моем доме открывать! – загрохотал Хозяин. – Не тебе вопросы задавать! Волх умен – прежде чем вас кликать, для всех, с ним пришедших, у меня приюта и милости выпросил! Разве мог я знать, что приведет он с собой врага лютого? А кабы знал – не приветил бы никого из вас!

Меня от его голоса аж передернуло – нежить, а ненавидит, будто человек простой, – до дрожи телесной! Нелегко придется ньяру на кромке, коли столь приветливый дух его убить готов, не раздумывая. Одна надежда – Чужак… Пока ньяр ему для битвы с Ядуном нужен – будет прикрывать его, а после – сохраните Эрика боги!

– А все же, Лесовик, ответил бы гостю, – негромко посоветовал, не поднимаясь от печки, Чужак.

Хозяин смолк, сверкнул недобро глазами:

– Ты мне советовать будешь?!

– Буду, – невозмутимо ответил волх.

Вышел к столу, оперся на него руками, склонился к Лесовику. Заплясали волхские глаза разноцветными огнями, заворожили:

– Не ньяр у тебя спрашивает о Ядуне – я ответа прошу…

Хозяин упрямо нахмурился, качнул головой. Ох, худо будет… Девка быстро выскользнула за дверь – от беды подальше. Тощий старик замычал что-то неразборчивое с полатей, силясь защитить Лесного Хозяина, лишь Воструха, сидя под печью, невозмутимо ковырял в носу маленьким, похожим на волосатую гусеницу пальцем.

Лис начал приподниматься, тянуться за отложенным в сторонку оружием, но я сдернул его обратно, на лавку. Нечего лезть туда, где толку не разумеешь. Нежити сами меж собой разберутся, а коли нет – тогда и вмешаемся. Незачем голову подставлять, никто нас о том не просил!

Чужак легонько прихлопнул по столу тонкой ладонью. Браслетки-змеи звякнули мелодично и замолчали, будто испугавшись чего-то. Слова в тишине поплыли медленно, словно облака погожим днем. Слово – тень, слово – свет…

– Забыл, Лесовик, как молил меня о помощи, когда рубили дуб-столеток? Когда плакал он на весь свет, а ты за брата жизнь отдать хотел? Забыл, как на болото пришел и кланялся мне, малолетке, в ноги, чтоб выручил, не позволил людям зло свершить? Кто тогда брата твоего спас? Забыл?!

Хозяин гнулся под тяжестью слов, угасал. Пропадал помаленьку грозный Лесовик – всей нежити лесной хозяин, оставался пред нами слабый старый дед, коему вот-вот и за кромку заступать время приспеет…

Я ту историю про дуб-столеток тоже слыхал. Только не ведал, что замешан в ней наш Чужак, думал – байки все это…

Я еще мал был, когда принесли нам вести из дальнего печища. Гонец, с вестями пришедший, странное сказывал – будто нашли их охотники посреди болота поляну сухую да ровную, а на ней дуб-столеток. Отец послал людей – проведать, так ли это, а коли так – выдрать дуб со всеми почестями, ему сообразными, а поляну вспахать и рожью засеять. Земель пахотных у нас всегда не хватало, а тут – такая удача! Только не вышло ничего у посланных… Воротились они через семь дней и стали всякие сказки рассказывать. Мол, едва принялись дуб рубить – стала их всякая нежить одолевать… Являлись ночами чудища мохнатые, кричали, подвывали по-человечьи да по-звериному, топоры гнули, одежду рвали. Только наши мужики тоже упрямы оказались, коли взялись за дело – не отступятся, как ни пугай… Подрубили дуб почти до самой середки, и тут впрямь диво случилось. Пришла ночь – открылось дерево, и вышел из него мальчонка малой.