Джо Аберкромби - Прежде чем их повесят

— Взмахнул он топором, как… как там? Взмахнул он топором, как… черт. Нет. Погоди…

— Ты знаешь, где Катиль? — спросил Вест.

Доу покосился на него.

— А, где-то там. — Он махнул рукой в сторону группы палаток выше по склону. — Думаю, там.

— Где-то там, — отозвался Тридуба, хихикая. — Где-то.

— Его звали… Девя-я-ять… Смерте-е-ей! — донеслось из-за деревьев.

Вест пошел по следам вверх по склону, к палаткам. Дым чагги уже начинал действовать. В голове полегчало, ноги шли сами. Нос больше не ощущал холода, только приятное пощипывание. Вест услышал женский голос, легкий смех. Он улыбнулся, сделал еще несколько шагов к палаткам по хрустящему насту. Из одной сочился через узкую щель теплый свет. Смех стал громче.

— А… а… а…

Вест застыл. Это не было похоже на смех. Он подошел ближе, изо всех сил стараясь не шуметь. Еще один звук проник в его затуманенный мозг. Прерывистое рычание, как у зверя. Вест подошел еще ближе, нагнулся, чтобы заглянуть в щель, не смея даже дышать.

— А… а… а…

Он увидел обнаженную извивающуюся спину женщины. Худая спина — Вест видел, как напрягаются мышцы; как ходят под кожей позвонки. Ближе — и Вест разглядел волосы — лохматые и бурые. Катиль. Две мускулистые ноги торчали из-под нее в сторону Веста, до одной ступни он почти мог дотронуться. Толстые пальцы шевелились.

— А… а… а…

Рука лежащего на спине мужчины проскользнула под мышкой у Катиль, другая обхватила колено. Раздалось низкое рычание, и возлюбленные, если можно так их назвать, мягко перекатились так, что женщина оказалась снизу. Вест разинул рот. Ему стало видно голову мужчины сбоку, и он смотрел. Эту острую небритую челюсть ни с какой другой не спутаешь. Ищейка. Его задница торчала в сторону Веста и двигалась вверх-вниз. Пальцы Катиль вцепились в волосатую ягодицу, сжимая ее в такт движениям.

— А… а… а…

Вест зажал рот ладонью, выпучил глаза — наполовину от ужаса, наполовину от странного возбуждения. Он застыл — ему и хотелось смотреть, и хотелось бежать, — и он решил бежать сломя голову. Вест шагнул назад, зацепился каблуком за колышек палатки и повалился на землю со сдавленным криком.

— Что за черт? — раздалось из палатки. Вест поднялся и поспешил прочь по снегу в темноте, слыша за спиной хлопанье полога.

— Какая скотина это устроила? — прогремел на северном голос Ищейки. — Это ты, Доу? Убью засранца!

Высота

— Изломанные горы, — выдохнул брат Длинноногий с благоговением. — Несомненно, величественная картина.

— Думаю, они мне больше нравились бы, если бы не нужно было на них лезть, — проворчал Логен.

Джезаль был полностью согласен. Местность, по которой они ехали, менялась день ото дня, сначала почти плоская равнина, потом невысокие холмы с торчащими кое-где скалами и редкими рощицами. Впереди постоянно маячили силуэты горных пиков, с каждым утром выраставших и становившихся четче, пока не стало казаться, что они пронзают тучи.

И вот они уже в тени самых гор. Длинная долина с колышущимися деревьями и бурным потоком, по которой они ехали, закончилась лабиринтом изломанных скал. За ним начинался крутой подъем в изъеденные холмы, а дальше возвышались первые отроги настоящих гор, грозные зубчатые скалы, гордые и величественные, и укрытые снегом дальние вершины. Такими горы рисуют дети.

Байяз окинул разрушенный фундамент суровым взглядом зеленых глаз.

— Здесь стояла мощная крепость. Она обозначала западные границы империи, до того как первопроходцы перешли перевал и поселились в долинах по ту сторону.

Сейчас здесь обитали только колючие сорняки и ползучие кустарники. Маг выбрался из повозки, потянулся и начал разминать ноги, все время морщась. Он все еще казался старым и больным, но большая часть плоти и цвета вернулись на его лицо с тех пор, как они оставили Аулкус.

— Кончился мой отдых, — вздохнул он. — Повозка нам славно послужила, и животные тоже, но перевал слишком крут для лошадей.

Теперь Джезаль видел тропинку, петляющую по мере подъема, — тонкую линию между пятнами дикой травы и отвесными скалами. Она терялась на гребне высоко наверху.

— Похоже, путь будет долгим.

Байяз фыркнул.

— Но первое восхождение начнем сегодня, а дальше их будет еще много. Мы пробудем в горах по крайней мере неделю — если повезет. — Джезаль не отважился спросить, что будет, если не повезет. — Пойдем налегке. Нам предстоит долгий, долгий подъем. Возьмем пищу, какая осталась. Теплую одежду — среди пиков нас ждет пронизывающий холод.

— Начало весны — не лучшее время для путешествий по горам, — заметил чуть слышно Длинноногий.

Байяз резко покосился на него.

— Что — нам подождать до лета? — Навигатор решил промолчать, и Джезаль его понял. — Перевал по большей части хорошо укрыт, непогода вряд ли станет нашей главной заботой. Хотя понадобятся веревки. В старые времена дорога была удобной, но это было давно. Видимо, где-то ее размыло, целые участки могли съехать в глубокие долины, кто знает? Возможно, придется карабкаться.

— Жду не дождусь, — пробормотал Джезаль.

— Тогда так. — Маг развязал полупустую торбу, сдвинул сено худыми руками. На дне лежал ящик, который они взяли в доме Делателя, — темное пятно среди выцветшей сухой травы.

— И кому достанется счастье тащить эту сволочь? — Логен взглянул из-под бровей. — Потянем жребий? Нет?

Все промолчали. Северянин с кряхтением запустил руки под ящик и вытащил из повозки; край царапнул по дереву.

— Значит, похоже, мне, — сказал Логен, опуская тяжелый ящик на одеяло; вены на его шее вздулись.

Джезаль без удовольствия смотрел на ящик. Он напоминал о душных коридорах дома Делателя. О Темных историях Байяза про магию и демонов и другую сторону. О том, что у их путешествия есть цель, которую он не понимает, но которая ему определенно не нравится. Джезаль успокоился только когда Логен наконец завернул ящик в одеяло и уложил в мешок. Хотя бы с глаз долой, если не совсем из сердца вон.

Всем пришлось нести помногу. Джезаль, конечно, оставил клинки в ножнах на поясе. Всю одежду — не слишком грязную, рваную и вонючую — он надел на себя, а сверху — драную и замызганную куртку без рукава. В мешок он положил сменную рубашку, на нее — моток веревки, а сверху половину их запаса еды. Он почти жалел, что не получилось потяжелее: у них осталась последняя пачка галет, полмешка овсянки и упаковка соленой рыбы, которую ненавидели все, кроме Ки. Еще он свернул пару одеял и прикрепил их ремнями на мешок, на пояс повесил полную флягу — и был готов отправляться. Даже если не очень хотел.