Ольга Онойко - Море Имен

— Как почувствуешь, что первый дождь пролился, останавливай его.

Иней сосредоточился. Плюшевые мишки в его руках мало-помалу становились легче. Но очень медленно. Надо было выждать ещё. И он выждал, а потом силой желания прекратил дождь. Он так и не понял, как это вышло; кажется, он приподнял мишек и запер их на лёгкий замок. Вроде того. Дождь лился ещё несколько секунд, пока выплаканные капли летели до земли с облаков, а потом всё стихло.

— Пошли, — бодро позвал Ясень. — Ух, луж-то, луж! Что ж ты столько луж налил! Ноги мокрые будут.

Иней тихо засмеялся. Ему понравилось управлять дождём.

— Извини, — довольно сказал он. — Папа, а куда мы идём теперь?

— На Ленинградский вокзал, — сказал папа. — Надо нам Эна на поезд посадить. Я ему обещал.

— На поезд? — переспросил Иней и догадался: — На Нефритовую Электричку?

— Именно, — папа потрепал его по макушке.

— Но разве она приходит на вокзал?! — изумился Иней. — Она же волшебная!

Папа покосился на него сверху вниз. В чёрных глазах блеснула хитринка.

— Она приходит куда угодно, Инь. Куда позовёшь. Только надо уметь позвать.

И они пошли к метро, прыгая через лужи. По пути проходящий автобус окатил их водой, и папа смешно обругал автобус. Штаны Инея стали мокрым-мокры, попытки огибать лужи как-то потеряли смысл, но он всё равно перебирался через них вскачь, просто так.

Инею всё время хотелось спросить, почему они убегают от Алика и когда они наконец к Алику вернутся, но он никак не мог улучить минутки. То папа был чем-то занят, то хватал его за руку и чуть ли не бегом тащил за собой, и было уже не до вопросов, а то вдруг он начинал учить Инея разным волшебным трюкам. Иней уже научился управлять ветром и чуть-чуть читать и внушать мысли. Последнее занятие было очень неудобное и стыдное, словно подглядывать в душ. Но папа решил научить Инея этому не просто так, не для любопытства. Папа на перекрёстке увидел, как лихач проносится на красный свет, и вдруг очень рассердился на него и испугался за Инея. Стал тренировать Инея на машинах на перекрёстке: определять, кто из водителей когда собирается жать на газ, останавливать дурных лихачей. А больше ничего, ничего плохого.

Теперь вот дождём управлять научил. Немножко.

Иней вздохнул. Мультфильм из его жизни теперь получался интересней некуда. Только он устал сильно. От сказки быстро устаёшь, оказывается, когда ты внутри неё… Инею хотелось вернуться домой. Ну, не совсем домой, не к Шишову, конечно, да и маму встретить он теперь просто боялся. Совестно было. Мама точно начнёт плакать так безутешно, как будто Иней не вернулся, а вовсе даже наоборот. Вернуться хотелось к Алику и к Лёньке. Вот Лёньке рассказывать про всё, что случилось, будет очень здорово. Иней представил, как Комаров станет разевать рот и потрясённо хватать его за руки. Выходило так смешно, что он малость приободрился. Ну правда же. Когда-нибудь всё кончится, он вернётся к друзьям и к Алику и сможет веселиться, рассказывая о закончившемся всём… Наверно, и фокусы покажет.

…Вокзал был полон народу. Кто-то сидел на чемоданах и спал с открытыми глазами, кто-то лежал на чемоданах и просто спал, не слыша гремящей музыки. Другие присматривались к книжкам в открытых лавках или курили на перроне. Ясень уверенно свернул к крайней платформе.

Там никого не было. Совсем никого, ни пассажиров, ни проводников, и поезд стоял пустой, с открытыми дверями, будто приглашал: заходи, садись. Но никто не входил и не садился. И сам вокзал будто отодвинулся в сторону со всем своим шумом и толкотнёй. Невидимое стекло опустилось с небес и отгородило его.

Дождь стих, когда Ясень ступил на платформу.

Держа Инея за руку, он прошёл ко второму вагону и там остановился. Белая крыса выскользнула из ворота полурасстёгнутой куртки и взобралась старшему Обережу на плечо.

— Ну вот и всё, — сказал Ясень крысе, — пришли.

Он сел на корточки и протянул руку к открытой двери вагона. Алые глазки крысы обратились сначала к Ясеню, потом к поезду, крыса сбежала по руке от плеча к кисти, а потом взлетела в упругом прыжке, точно пущенная пружинкой, и приземлилась уже в тамбуре.

— Над тамбуром горит полночная звезда… — вполголоса пропел Ясень и усмехнулся. Лицо его стало тёмным и жутковато-хитрым, неласково-насмешливым. Иней отступил на полшага и сжал руки. Ему не нравилось, когда папа бывал таким. Такой папа его пугал.

— Кондуктор не спешит. Кондуктор понимает… — Ясень встал. Крыса смотрела на него в дверной проём. Взгляд её был осмысленным, как у человека.

— Это Нефритовая Электричка, — сказал Ясень то ли крысе, то ли Инею. Иней посмотрел на поезд и поёжился. Он хорошо знал, как выглядит волшебная Электричка, и хмурый поезд на неё совсем не походил. — Она мимикрировала под местный поезд. Когда она отойдёт от перрона, то вернёт себе обычный облик. У неё четыре вагона. Первый — плацкартный, и туда я тебе заходить не советую. Пока.

Крыса молча смотрела на него.

— Удачи, — сказал Ясень. — Прощай.

И, повинуясь его слову, Электричка сомкнула двери. Тяжело вздохнув, она подалась назад, а потом медленно, медленно начала набирать ход. Иней следил за ней во все глаза. Отойдя от перрона, она никуда не исчезла, а продолжала удаляться, как самый обычный поезд, но Иней неясно чувствовал, что папа не соврал, сейчас Эн, белая крыса, уже едет на настоящей Электричке среди туманных цветущих рощ…

— Папа, — тихо спросил Иней, — кто это… был?

— Это нехорошее существо, — ответил папа, провожая Электричку взглядом. — Проксидемон Эн. Норовил Алика обидеть.

Услыхав о брате, Иней встрепенулся.

— Но один раз в жизни, — продолжал Ясень задумчиво, будто рассказывал сказку, — у него возникло доброе желание. Вернее, два добрых желания. И хотя он всё равно думал только о себе… я решил их исполнить.

— Какие желания?

— Стать свободным. Стать человеком.

Иней заморгал.

— Папа, — робко спросил он, уставившись в мокрый асфальт под ногами, — а ты его обманул?

Папа зыркнул на него насмешливым чёрным глазом.

— А ты сам догадайся.

Иней вздохнул.

— Вроде бы нет. Кажется. Но…

— Но я не обо всём ему рассказал, — кивнул Ясень. — Расскажи я всё как есть, он отказался бы от добрых желаний и остался со злыми. И никому оттого не стало бы хорошо, в первую голову — ему самому.

— А…

— Проводницы, — ответил папа на незаданный вопрос Инея. — Рано или поздно в поезде проснутся проводницы. Они растерзают его. Огнём, светом и ужасом они уничтожат его злую суть, всю, кроме единственного зерна души. Пройдут века, и это зерно сможет родиться и стать человеком.