Дэвид Геммел - Троя. Грозовой щит

Воин забежал в конюшни и поставил его на пол. Встав на колени, он взял Декса за плечи.

— Послушай меня, мальчик. Ты должен спрятаться. Как всегда ты делаешь. Ты понимаешь? Найди себе местечко в соломе и заройся поглубже.

— Это игра? — спросил Декс.

— Да, игра. И ты не должен выходить, пока я не приду за тобой. Понимаешь?

— Да. Но я хочу есть.

— Иди и прячься. Не шуми, Декс. Просто прячься.

Он подтолкнул мальчика, и тот побежал к последнему стойлу и нырнул внутрь. Стойло было пустым, здесь лежала куча соломы. Упав на живот, Декс зарылся в центр кучи, а потом сел, прижав к себе колени.

Из соломы мальчик мог видеть только фигуру воина. Тот вытащил свой меч и стоял очень тихо. Затем появились еще люди, раздались сердитые крики и ужасный звон металла, который он уже слышал раньше. Он увидел, как один из нападавших упал. Затем еще один. Но потом добрый воин тоже упал на землю. Другие прыгнули на него, снова и снова пронзая его тело мечами.

Затем они начали бегать по конюшне, обыскивая стойла. Декс сидел очень тихо.

Халисии всегда говорили, что она смелая. К тому времени, как ей исполнилось пять, она уже падала со своего пони много раз. Отец лечил ее шишки и царапины, сломанную руку; когда ей было больно от его сурового лечения, он смотрел ей в глаза и говорил, какая она храбрая. Братья смеялись над ней и снова сажали ее на лошадь, девочка смеялась вместе с ними и забывала о своих ушибах.

Когда ей исполнилось семнадцать, Халисию отослали к Энхису. Она сначала боялась — самого старика, мрачной незнакомой крепости, где ей пришлось жить, опасных родов, о которых рассказывали ей мать и любимая сестра. Но всякий раз, когда подступал страх, она вспоминала взгляд темных глаз отца и его слова: «Будь смелой, маленькая белочка. Без храбрости твоя жизнь ничего не значит. Со смелостью тебе больше ничего не нужно».

Теперь, когда ей было уже за тридцать, она больше не верила в свою смелость. Какой бы силой она ни обладала, ее лишили смелости во время нападения на Дарданию три года назад. С тех пор не прошло ни одной ночи, чтобы ее не тревожили страхи. Спокойный сон нарушали ужасные видения, в которых ее сын, Диомед, падал со скалы, объятый пламенем; его крики было невозможно слышать; она чувствовала боль и унижение, когда захватчики жестоко насиловали ее, держа нож у горла. Царица просыпалась с рыданиями. В темноте к ней тянулся Геликаон и заключал в ее в свои крепкие объятия. Он снова и снова повторял ей, что она — храбрая женщина, пережившая жестокие испытания, что ее страхи и кошмары естественны, но они пройдут.

Но он ошибся.

Она знала, что враги вернутся. Эта уверенность поселилась глубоко в ней и не имела ничего общего с ее страхами. У нее всегда были видения, даже когда она была ребенком и жила среди лошадей Зелейи. Ее простые предсказания о способностях молодой кобылы принести приплод или о болезни, которая поразит диких лошадей в дождливый сезон, всегда сбывались, отец улыбался ей и говорил, что ее благословил Посейдон, любящий лошадей.

Теперь, когда она сидела на огромном резном стуле Энхиса в мегароне, держась за деревянные ручки смертельной хваткой, она знала, что ее видения снова сбылись. Микенцы были внутри крепости.

Мысли метались в ее голове, словно летучие мыши, ее преследовали яркие образы. Геликаон прислал ей сообщение, в котором предупреждал о предателях, писал, чтобы она следила за незнакомцами. Но Морские ворота открыл не незнакомец. Один из воинов видел, как Менон прогуливался с микенскими военачальниками.

Менон! Было непостижимо, что он совершил такой подлый и ужасный поступок. Он всегда был обаятельным и глубокомысленным, и Халисия верила, что он искренне любит ее. То, что он обрек ее на насилие и смерть, было выше ее понимания.

Больше трех сотен микенцев проникло в крепость, небольшой отряд дарданцев оказал им слабое сопротивление. Микенцы точно знали, куда и когда идти: они приплыли по неохраняемому морю в тот день, когда она — по совету Менона — послала небольшой флот Дардании в Карпею, чтобы сопроводить спасающуюся троянскую конницу.

В окружении двадцати своих личных охранников она сидела в мегароне, словно каменная статуя, прислушиваясь к звукам битвы снаружи. В высоких окнах она могла видеть мерцающее пламя. Халисия слышала крики и боевые кличи. Ее трясло так сильно, что у нее стучали зубы, и царица крепко сжала их, чтобы мужчины этого не услышали.

Охранники, тщательно отобранные Геликаоном, мрачно ждали, стоя вокруг нее с мечами в руках. Она потрясла головой, пытаясь освободиться от сковывающего ее разум ужаса.

Молодой, залитый кровью воин вбежал в мегарон.

— Они захватили Северную башню, — сказал он, дыша с трудом. — Кухни охвачены пламенем. Снаружи Земных ворот еще микенцы, но они не могут войти. Мы удерживаем захватчиков внутри крепости и мешаем им добраться до ворот.

— Сколько микенцев снаружи?

— Сотни.

— Где Павзаний? — заставила она себя спросить, удивившись тому, что ее голос звучит спокойно.

Воин покачал головой.

— Я не видел его. Ригмос возглавляет защиту мегарона. Протеос удерживает захватчиков у Земных ворот.

— Что с мальчиком?

— Я видел его с Градионом в конюшне, но к ним приближались микенцы. Градион отвел мальчика внутрь. Мне нужно было бежать, и я не видел того, что случилось потом.

Она встала на свинцовых ногах и повернулась к начальнику своей стражи, сжав руки перед собой, чтобы унять дрожь.

— Менестес, мы всегда знали, что мегарон невозможно удержать. Мы не можем тратить жизни, защищая его. Нужно отойти к Восточной башне.

В этот момент двойные двери в мегарон распахнулись, и ворвались микенцы. Менестес вытащил меч и бросился на них, за ним последовали его люди. Халисия знала, что они не смогут долго продержаться.

— Беги, госпожа! Беги!

Царица подобрала подол своего хитона, побежала через огромный зал, распахнула дверь и закрыла ее за собой. Это не остановит решительных мужчин, вооруженных мечами и секирами, но задержит на какое-то время.

Она помедлила минуту, опасаясь, что потеряет сознание от страха. Заставив свои ноги двигаться, Халисия побежала вверх по узкой лестнице в спальню. Дверь там была тяжелой и прочной. Она закрыла ее за собой и опустила надежный деревянный засов.

Комнату освещали лампионы. На полу лежал мягкий ковер, и на стенах висели украшенные драгоценными камнями ковры. Царица помедлила секунду, вдыхая легкий аромат роз, стоящий в ночном воздухе, а затем вышла на балкон.

Геликаон готовился к этому моменту три года. Он относился с уважением к ее видениям, и воин внутри него верил в жажду мести Агамемнона. Вскоре после последнего вторжения спальню Халисии перенесли со старого места в северное крыло, в комнаты, которые высоко поднимались над морем, за мегарон. Там был широкий каменный балкон, выходящий на запад.