Джудит Тарр - Жребий принцессы

Его голос затих. Он поцеловал Элиан в лоб и с трудом поднялся на ноги. Все смотрели на него. Хирел удивлялся, не понимая, почему маги не нанесли по нему удар.

— Потому что он один из них, — сказала Севайин отчетливо и сурово. Она выпрямилась. — Ну что же, дедушка. Давай, убей его, пока он не опомнился.

Старик не взглянул на нее. Он смотрел на Мирейна, который хмурился как человек, тщетно пытающийся что-то вспомнить. Вспомнить, зачем ему надо это вспоминать.

— Он руководил ими! — вскричала Севайин в гневе и отчаянии. — Он начал все это. А теперь закончит. Теперь уже все конечно.

Слегка наклонив голову, Мирейн изучал лицо своего приемного отца.

— Ну разумеется, это ты. — Он едва заметно улыбнулся. — Это всегда был ты. Я заметил твой отпечаток на душе моей дочери, только принял это за ее любовь к тебе и за тот след, который оставило твое обучение, когда она еще была моим сыном. Кто, как не ты, мог сотворить такое превращение?

— Конечно, я, — ответил князь Орсан. — Это был мой замысел, мое творение. А теперь, как говорит моя госпожа, я должен закончить.

— Или я. — Мирейн легко и быстро встал на ноги. — Трижды по девять магов не смогли победить меня. Не хочешь ли теперь попробовать и ты, о князь предатель?

— Мне это не нужно. Асанианский император мертв. Его наследник на стороне твоей дочери, и души их слиты воедино. Убьешь ли ты их? Или подаришь им мир, за который они так отважно сражались? — Нет никакого мира, кроме смерти. — Для тебя это действительно так, — сказал князь. Мирейн горько рассмеялся. — Как же все вы должны ненавидеть меня! — Нет, — сказал князь почти нежно. — Нет, Мирейн. Ты не хочешь признать свое поражение? Но ведь по большому счету это победа.

— Моя жена всегда говорила мне, что я не умею проигрывать красиво. Честно говоря, я никогда не проигрывал. Я не терпел поражений, князь. Я не знаю, что это такое. — Может быть, пришло время научиться. — Нет, — сказал Мирейн. — Я хотел бы превратить наш мир в оплот света. А ты навечно приговорил его быть землей мрака.

— Так тому и быть, — сказал князь Орсан. Мирейн вздохнул и поник головой, словно усталость победила его. Красный князь простер к нему руки, может быть, из сострадания, может быть, предостерегая. Мирейн змеей ринулся на него.

Севайин вырвалась из рук Хирела и встала между своим отцом и отцом своей матери. Ее сила пронизала мозг Хирела.

Для выбора ей потребовалась доля мгновения, которая длилась целую вечность. Отец — и дед. Свет — и свет вместе с тьмой. Любовь — и любовь, превратившаяся в ненависть. Горе — и горе без тени радости, без надежды, без утешения.

Она ударила. Это чуть не убило ее, но сила Мирейна едва заметно дрогнула. В этот момент слабости князь Орсан пронзил его защиту, проникая все глубже и глубже, пока наконец не коснулся сердца и не сжал его.

Глаза Мирейна распахнулись перед лицом смерти. Он узнал ее. Понял ее. Понял все: и неизбежность предательства, и горечь выбора. Сделав последнее отчаянное усилие, он схватил князя и свою дочь и толкнул их в огонь.

Раздался оглушительный рев. Горло Хирела свела судорога. Он ослеп, оглох, он был ошеломлен. Севайин исчезла. У него ничего больше не осталось. Только смерть.

Глядя в пустоту, он засмеялся. Если бы Севайин поняла истину, она вернулась бы к нему; если бы он знал путь через миры, а смерть была бы простым забвением, это не имело бы значения.

Ни один разумный человек не стал бы так сильно любить женщину.

Ни один разумный человек не подарил бы свою душу Севайин Ис'кириен.

Все еще смеясь, он упал в объятия огня. Но огонь не обжигал. Он оказался страшно холодным и нанес Хирелу миллион ударов: все его тело было растерзано, расщеплено на атомы, каждый из которых терпел собственную ужасную муку. И все же то, что осталось от его существа, продолжало смеяться. А вдруг, очнувшись от этой боли, он обнаружит, что превратился в женщину? Тогда вся безумная комедия начнется сначала.

Боль не желала, чтобы над ней смеялись. Она впилась в его тело ледяными когтями, обволокла его измученный разум и швырнула на самое дно, оставив в неподвижности.

Вся его плоть превратилась в сплошной кровоподтек. Неужели мертвец может чувствовать такую ничтожную боль? Хирел пересчитал свои кости — все они были целы. Его голова оставалась его головой, как и руки, и все тело. Даже мертвый, он безусловно оставался мужчиной.

— Если это ад, — сказал он, глядя в молчаливый мрак, — то здесь довольно мило. Где страшные мучения? Где агония приговоренного?

— Может быть, мы попали в рай, — с сарказмом ответил ему низкий голос.

Хирел услышал, как что-то шевелится. Чья-то рука нащупала его руку и сжала ее. Разум Хирела содрогнулся от внезапного прикосновения, легкого, как крыло бабочки. Постепенно светлело.

— А ты, — сказал князь Орсан с холодной радостью мудреца, — сильнее, чем я думал.

Хирел произнес самое короткое ругательство, которое знал. Неужели ничего еще не кончилось?

— Кто я — свеча, чтобы посветить какому-нибудь магу? — Вряд ли, — сказал князь. — Я хозяин твоей жены. Ее сила переплетена с моей, а значит, твоя сила — тоже. — Мы не погибли.

Голос Хирела звучал безжизненно. Он встал, не обращая внимания на безмолвный протест своего тела, и осмотрелся. Увиденное привело его в легкое замешательство: он был источником света, золотым сиянием, которое становилось ярче по мере возрастания его силы.

Если бы кто-то стоял в центре бриллианта; если бы в этом центре был изъян, черный провал без света, очертаниями напоминающий простой алтарь; если бы по обе стороны этого "алтаря" застыли две фигуры, мужская и женская, закутанные в черное, а в ногах у них свернулся большой серый кот, то это было бы как раз тем местом, где оказался Хирел.

— Это Андал'ар'Варьян, — сказал князь Орсан. — Башня Солнца на вершине Трона Аварьяна в Эндросе Солнцерожденного. — Он произносил эти слова с суровой торжественностью и с оттенком отчаяния. — Мы находимся в самом сердце силы Солнцерожденного.

Мирейн повернулся. Человек и бог снова воссоединились в одном теле. Однажды Хирелу уже довелось видеть его, стоящего перед Троном Солнца. Горе не уменьшило его величия, потеря не сломила его. Он по-прежнему оставался Мирейном Ан-Ш'Эндором, могучим правителем и непобедимым королем.

Душа Хирела сжалась и затрепетала. Рядом с ним оказалась Севайин. Он не заметил, как она подошла. Он взглянул на нее: она была всем, чем был ее отец. И даже больше того. Потому что она была смертна, и это сковывало ее; потому что она оставалась самой собой.

Он открылся перед ней, готовый к предстоящей неизбежной битве.