Алексей Тихонов - Разведчик с Острова Мечты

— А как мы тогда найдем здесь нужный ход?

— Ну, ты же сам только что сказал — подниматься наверх, все выше и выше. А какие еще предложения? Вломиться в зал и пошарить за алтарем?

Вопрос не требовал ответа, а потому и не получил его. На самом деле никакого выбора не существовало: они угодили в маленькую комнатушку неправильной формы, заваленную какими-то пыльными сундуками и бочками. В дальнем конце, как раз напротив отверстия, дарившего немного света, зиял проем. Лестница за ним вела именно вверх.

— Темно, — Кабо заглянул в ход, — а огня не запалишь. Дальше на ощупь и молча. Если наверху стража, обращаемся без нежностей, хорошо?

Тщательно контролируя каждый шаг, они начали подниматься. Вокруг в могучих тисках холодного камня царило безмолвие. Как ни старались лазутчики мягче ступать, всякое опускание сапога отзывалось отчетливым шорохом. Иногда мерещилось, что они различают колебания доносящейся из зала музыки, но были ли то отзвуки реальной службы или фантазии напряженного слуха — оставалось непонятным. Шагалан двигался вторым. Сабли, от которых в такой тесноте мало проку, не вынимал, лишь поудобней подтянул рукоять ножа.

Проникли в следующую комнатушку, весьма похожую на предыдущую, затем последовала еще одна и еще. В некоторых встречалось по несколько выходов, юноши неизменно выбирали ведущие вверх. На четвертом ярусе, наконец, появились признаки жизни — кто-то, привычно стуча башмаками, спускался по лестнице. Друзья переглянулись и, не сговариваясь, метнулись в один из боковых коридоров. Прижались к стене, полностью скрытые темнотой. В комнату, что-то беззаботно насвистывая, вбежал молодой парнишка в грязной рясе, по-видимому мелкий служка при храме. Едва высовываясь из-за вороха мокрой одежды, которую он нес, уверенно поспешил в нужный коридор. Заверни он в соседний, и его веселье пришлось бы прерывать.

Дождавшись, когда смолкнут частые шаги паренька, разведчики возобновили путь дальше. Пятый ярус оказался близнецом нижних. А на шестом дорога внезапно закончилась. Комнатка тут была заметно просторнее, а высота вообще с трудом поддавалась определению. Лишь вглядевшись, они заприметили в углу дверцу, крошечную и вдобавок запертую. Кабо склонился над препятствием, но Шагалан прикосновением остановил его:

— Не надо. Во-первых, закрыто с той стороны. Мы и так здорово поднялись, дальше только крыша, где, если не забыл, брат, сидят стрелки. Очевидно, они и замкнули за собой дверь, а теперь сторожат ее.

— А во-вторых? — буркнул друг.

— Во-вторых, мы уже пришли. Взгляни наверх.

Кабо выпрямился, присмотрелся и тихо выругался. Заветное окошко действительно находилось здесь. Правда, светило оно во мраке где-то на головокружительной высоте, будто звезда, с оголенной отвесной стены.

— Дьявольщина! — бросил с досадой хромец. — Добрались, называется… Понятно, тут нет и не было никакого поста. В этот леток исключительно шалый воробей и сунется.

— Локтей пятнадцать, — оценил Шагалан. — С веревкой и крючьями я бы попытался.

— А без них? Ни лестницы, ни веревки, ни… ничего приличного, чтобы взобраться!

В подтверждение своих слов Кабо пихнул одну из стоявших рядом бочек, та немедля рассыпалась на подгнившие доски и ржавые обручи. Шагалан же, подступив к стене, принялся ощупывать ее шершавую поверхность. Окошко располагалось аккурат между двумя пилонами, получалась своеобразная вертикальная ниша шириной около трех локтей и глубиной в один.

— Хочешь, попробуй влезть мне на плечи, — предложил капельку утихший Кабо. — Хотя высоты все равно не хватит.

— Свяжем ремни. — Шагалан, не оборачиваясь, скинул на пол плащ, оружие и куртку, разулся.

— Не хуже меня знаешь, брат, ремни дрянные, человека не выдержат. Да и крюка никакого. Это ведь не так делается: к железной стреле привязывают веревку… Чего тебе-то объяснять?

— Но у нас ничего нет. Даже лука.

— Луки сидят за чертовой дверцей, сам говорил. Кстати, там вполне может отыскаться и остальное снаряжение.

— Нет. — Шагалан сосредоточенно водил пальцами по кладке. — Что, если на башне не Гонсет? Перебьем дозор, и вскоре неотвратимо поднимется тревога. Наместник тогда не покажет и носа на улицу.

— Ну и какой выход? Убираемся, добываем все потребное и дожидаемся его следующей прогулки?

— Все это так, брат… Но до боли, черт подери, любопытно взглянуть туда уже сейчас. Хотя бы определим, ради чего огород городить.

— Угу. Так займись отращиванием крыльев и в спешном…

Зацепившись кончиками пальцев за еле приметную трещину между блоками, Шагалан вдруг подскочил и сел на шпагат. Подошвы уперлись в стенки ниши.

— Занятная поза, — хмыкнул Кабо. — И что теперь?

Вместо ответа Шагалан тесно прижался к камню, наклонился вбок, едва достав до выступа, рывком перекинут правую ногу чуть выше. Затем с таким же трудом переместил левую.

— Надорвешься. — Покачав головой, Кабо тем не менее поддержал ногу.

Пошло чуточку легче. Отдуваясь и кряхтя, Шагалан, точно огромный паук, неторопливо, но верно поднимался вверх по стене. Двигаться было невыносимо, однако останавливаться тоже нельзя — силы стремительно утекали и в раскоряченной неподвижности. Кабо помогал руками, пока дотягивался, далее норовил делать это ножнами сабли, а под конец лишь наблюдал за стараниями товарища.

И снова звуки на лестнице. Кабо прянул в сторону, сливаясь с темнотой. Шагалан, распятый на высоте, скрыться, разумеется, не мог, но затих, замерев и вжавшись в камень. В случае опасности довелось бы прыгать с десяти локтей. На пороге комнаты, напевая, возник давешний парнишка. На сей раз о везении речи не шло, Кабо летучей мышью набросился сзади, ударил грамотно и жестко. Подхватил тонко ойкнувшего бедолагу, оттащил к стене.

— Чему быть, того не миновать, — буркнул юноша, потом обернулся к другу: — Ползи выше, брат, коль ввязался. Монашек покуда подремлет.

Последние рывки давались Шагалану уже через боль. Сознание привычно растворяло ее, зато бешеное напряжение начинало корежить судорогами мышцы. Застонав, разведчик изогнулся и нащупал-таки пальцами щербатый край оконца. Уцепился, подлез чуть-чуть еще, взялся основательно и свел ноги. Теперь он висел над пустотой только на руках, но в тот момент и это ощущалось как величайшее наслаждение. Одеревеневшие ноги медленно возвращались к жизни.

Немного оправившись, юноша подтянулся и вновь сел на шпагат. Окошко, ничтожная прореха в толще стены, очутилось как раз у него напротив лица. С башней получилось хуже. Впереди темнели обширные, густо застроенные кварталы, клубились дымом печные трубы, дальше виднелась полоска частокола, ближе — краешек площади с малышами-стражниками. Донжон уполз куда-то вправо: чтобы разглядеть его, понадобилось притиснуться лицом к камню и скосить глаза. При всем том зрелище заслуживало любых мучений.