Энтони Райан - Песнь крови

– Вы их похороните? – спросила Шерин. Ваэлин был удивлен тем, что в ее голосе не слышалось ни потрясения, ни отвращения, но сообразил, что жизнь целительницы приучила ее к виду смерти.

– Я счел это правильным.

– Сомневаюсь, что даже их сородичи стали бы это делать. Они ведь согрешили перед своим богом, не так ли?

– Но они-то так не думали.

Он пожал плечами.

– А потом, это же не ради них. Новости о том, что здесь произошло, разнесутся по всему фьефу. И многие кумбраэльские фанатики поспешат назвать это резней. Если сделается известно, что мы проявили уважение к их обычаям, позаботившись о мертвых, быть может, это притупит ненависть, которую они попытаются разжечь.

– Вы говорите почти как аспект.

Ее улыбка была такой ясной, такой открытой, что разбередила в его груди старую, привычную боль. Шерин изменилась: замкнутая, суровая девушка, которую Ваэлин знал почти пять лет назад, превратилась в уверенную в себе молодую женщину. Но суть осталась прежней. Он видел это по тому, как она положила руку на лоб Алюция, как отчаянно молила сквозь кляп, когда думала, что он собирается пожертвовать жизнью ради нее… Сострадание пылало в ней по-прежнему.

– Мы с вами как-то все время оказываемся в противоположных концах Королевства, – продолжала она. – В прошлом году я имела счастье познакомиться с принцессой Лирной. Она сказала, что вы с нею друзья. Я просила ее передать вам привет.

«Друзья! Эта женщина врет, как другие дышат».

– Она передала.

Очевидно, Шерин не знала, аспект Элера так и не сказала ей, почему они все время находились так далеко друг от друга. И Ваэлин внезапно решил, что и незачем ей это знать.

– Он не мучил вас? – спросил он. – Мустор? Он не…

– Ну, я получила пару синяков, когда меня брали в плен.

И Шерин показала ему следы от наручников на запястьях.

– Но в остальном меня не обижали.

– Когда он взял вас в плен?

– Около двух месяцев тому назад. А может, и больше. В стенах этой крепости я потеряла счет времени. Меня наконец-то призвали обратно в Дом ордена из Варнсклейва, и я так надеялась снова занять свою прежнюю должность, но аспект Элера поручила мне изыскание новых снадобий. Ах, Ваэлин, это скука смертная! Бесконечное растирание трав и приготовление составов, большинство из которых кошмарно воняют. Я даже жаловалась аспекту, но она мне сказала, что мне надо ознакомиться со всеми сторонами деятельности ордена. Как бы то ни было, я даже обрадовалась, когда из моей бывшей миссии прискакал гонец с известием, что там началась вспышка «красной руки». Я как раз работала над лекарством, которое могло дать надежду на исцеление или, по крайней мере, облегчение симптомов. И тамошний мастер послал за мной.

«Красная рука». Моровое поветрие, которое прокатилось по всем четырем фьефам перед тем, как король взялся за объединение Королевства, и за два жутких года своего владычества унесло тысячи жизней. Ни одна семья не осталась не затронута им, и ни одной болезни не страшились так, как этой. Однако последние пятьдесят лет в Королевстве о ней было не слышно.

– Это была ловушка, – сказал он.

Она кивнула.

– Я отправилась в путь одна – боялась, как бы зараза не распространилась. Однако болезни не было, только смерть. В миссии стояла тишина, я подумала, что там никого нет. Внутри были одни трупы, и умерли они не от «красной руки». Они были зарезаны и изрублены – даже больные в своих постелях. Приверженцы Мустора ждали меня, и они не пощадили никого. Я попыталась бежать, но они меня, разумеется, поймали. Заковали в цепи и привезли сюда.

– Простите меня.

– Вы-то тут ничем не виноваты! Мне было бы больно думать, что вы вините в этом себя.

Они снова встретились взглядом, и в груди снова шевельнулась боль.

– Мустор вам ничего не говорил? Ничего такого, что могло бы объяснить его действия?

– Он приходил ко мне в камеру почти каждый день. Поначалу он как будто тревожился о моем благополучии, заботился о том, чтобы мне давали достаточно еды и воды, даже книги и бумагу приносил, когда я просила. При этом он постоянно говорил, как будто что-то заставляло его это делать, но его слова обычно выглядели бессмысленными. Он бормотал о своем боге, цитировал целыми отрывками Десятикнижие, которое так чтут кумбраэльцы. Поначалу я думала, будто он пытается меня обратить, но потом осознала, что на самом деле он говорит не со мной. Мое мнение его не интересовало. Он просто нуждался в том, чтобы высказывать вслух то, чего не мог сказать своим приверженцам.

– Что именно?

– Свои сомнения. Хентес Мустор усомнился в своем боге. Не в его существовании, а в его решениях и намерениях. Я тогда не знала, что он убил своего отца, по всей видимости, по наущению своего бога. Возможно, чувство вины свело его с ума. Я ему так и сказала. Я сказала ему, что, если он думает, будто сумеет воспользоваться мной, чтобы убить вас, он воистину безумен. Я ему сказала, что вы его убьете на месте. Похоже, я ошибалась…

Она пристально поглядела на него.

– Ваэлин, он ведь действительно был безумен? Им двигало именно безумие? Или… или что-то еще? Я чувствую, вам известно больше, чем вы говорите.

Ему хотелось рассказать ей все, это побуждение жгло ему грудь, потребность с кем-нибудь поделиться. Тот волк в Урлише и Мартише, встреча с Нерсус-Силь-Нин, Ожидающий, и голос, один и тот же голос, слышанный им из уст двух убитых. Но что-то удержало его. На этот раз это была не песнь крови, а нечто куда более понятное. «Подобные знания опасны. А она и так пережила из-за меня достаточно опасностей».

– Я всего лишь брат с мечом, сестра, – сказал он ей. – И с каждым годом понимаю, как мало я знаю.

– Вы знали достаточно, чтобы спасти мне жизнь. Вы знали, что у Мустора не хватит духу вас убить. Я была совершенно уверена, что вы его зарубите, когда увидите, что у него я… Я была так горда вами, так гордилась, что вы этого не сделали. Безумец он или нет, убийца или нет, а я не чувствовала в нем зла. Только горе и чувство вины.

Снизу донесся шум. Ваэлин посмотрел вниз и увидел, что владыка фьефа лорд Мустор наскакивает на Каэниса, плеща вином из бутылки на булыжную мостовую двора. Владыка фьефа был растрепан, небрит и, судя по тому, как заплетался у него язык, куда пьянее обычного.

– П-пусть себе гниют! Слыхал, брат? У нас в Кумбраэле грешников не хоронят! Отрубите им головы и б-бросьте воронам…

Он наступил в лужу непросохшей крови, поскользнулся и тяжело рухнул на булыжники, облившись вином. Мустор замысловато выругался и отпихнул руки Каэниса, который пытался помочь ему встать.