Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

Мы решаем поставить елку возле камина. У нас совсем немного игрушек, надо будет съездить в магазин и купить еще парочку гирлянд. А еще сверкающего оленя. И Санту.

Собственно, остановить меня сложно, поэтому Мэри не пускает меня в магазин.

— У нас все есть, — говорит она, наблюдая за тем, как Джейсон украшает елку шарами с серебряной окантовкой, — тебе просто хочется потратить деньги, дорогая.

— Мне просто хочется украсить дом.

— Как у ваших соседей. Они выставили гномов во двор. — Мужчина хмыкает. — Бьюсь об заклад, эти гномы выглядят хуже фурий Люцифера.

— И причем здесь гномы? Может, это эльфы?

Я сплетаю на груди руки и недовольно свожу брови. Они вечно переводят тему, едва я пытаюсь поговорить серьезно. У нас единственный дом на всей улице, у которого пусто во дворе, а крыша не переливается разноцветными огоньками. Разве это правильно? Злые ведьмы, наверняка, становятся злыми, потому что их тети не разрешают им купить Санту и сверкающего оленя.

Неожиданно в дверь звонят. Я бреду в коридор, подпрыгиваю к двери и тяну на себя ручку.

На черных волосах Мэтта белые хлопья. Он стряхивает их, переступая через порог, и недовольно выдыхает, будто уже успел поссориться с кем-то по дороге.

— Что? — Я настороженно морщусь. — Только не говори, что у тебя плохие новости.

— У меня плохие новости.

Парень стягивает с плеч черное пальто, а я закрываю за ним дверь и кривлю губы.

— Я вся во внимании.

— Мне пришлось потратить несколько часов, чтобы хотя бы немного разобраться. Ты вообще открывала учебник? Мы пропустили очень много.

О, господи. Он серьезно? В этом весь Мэтт: сделать проблему вселенского масштаба из контрольной работы по тригонометрии. Беру парня за руку, она у него ледяная, и тащу за собой на второй этаж. Когда мы оказываемся в спальне, я поддаюсь горячему чувству и обнимаю Мэтта, встав на носочки. Парень усмехается, а я ворчу:

— Ты пообещал прийти вчера.

— Я должен нагнать материал, — отвечает он мне в волосы, — скоро экзамены.

— Какой ты зануда.

— Я реалист. Чтобы уехать, нужно поступить в колледж.

— Или… — отстраняюсь и невинно хлопаю ресницами. — Я просто заставлю комиссию выделить нам стипендию.

Парень закатывает глаза, а я усмехаюсь.

— Конечно, такой вариант тебе не нравится.

— Это неправильно, плюс нечестно, мы сами поступим, Ариадна. — Его поучительный тон должен выводить из себя, но я не испытываю злости. Пусть бросается нравоучениями, сколько ему хочется. Иногда мне кажется, что я нуждаюсь в подобного рода замечаниях и советах. — Так что забудь о своей силе и подумай о силе тригонометрии.

— Очень остроумно.

Мэтт садится и тянет меня за собой, облокачивается об изголовье кровати. А я кладу голову ему на плечо, прикасаюсь ладонью к его груди. Мэтт тяжело дышит, всегда тяжело дышит, словно ждет чего-то плохого, и сердце у него громко бьется. Но я уже привыкла.

— Хэрри хочет съездить на Рождественские каникулы к Дельфии, — говорит он.

— Это хорошая идея, — задумчиво отвечаю я и слышу, как Мэтт хмыкает.

— Думаешь? Что может быть лучше поездки посреди зимы неизвестно куда.

— Эта девушка спасла мне жизнь.

— Я видел ее, Ари. И в ее глазах было нечто такое… Нечто странное. Она спасла тебя, но я не уверен, что она действительно этого хотела.

— Какая разница? — Приподнимаю подбородок, чтобы посмотреть парню в глаза, и он тут же наклоняется ко мне ближе, я прохожусь кончиками пальцев по его шрамам. — Разве важно, хотела она меня спасти или нет? Я жива. Вот и все.

— Интересные ты вещи говоришь. — Ворчит Мэттью. — Что же тогда важно?

— Что твой брат хочет вырваться из Астерии на пару деньков. Было бы замечательно, если бы мы поехали вместе и навестили девушку, вернувшую мне душу.

— Она тебе понравилась? Я искренне удивлен.

— Зато я не удивлена, что тебе никто не понравился.

— Я ей не доверяю.

— И не надо. — Пожимаю плечами. — Пусть ей Хэрри доверяет, тем более что она явно засела у него в голове. Это так мило. Он постоянно о ней говорит.

— Мило. — Мэтт закатывает глаза, а я цокаю.

— Ну что опять?

— Мой брат в очередной раз втрескался, а ты называешь это милым. Это катастрофа.

Я смеюсь и толкаю Нортона в бок. Иногда он бывает невероятно невыносимым, но я выношу его, как бы странно и нелепо это не выглядело. Мы оба выносим друг друга.

— Все замолчи. — Я оставляю едва ощутимый поцелуй на его губах.

Собираюсь отстраниться, но Мэтт притягивает меня к себе и целует вновь, только не едва ощутимо, а пылко и настойчиво. Каждый раз, когда он обнимает меня, внутри что-то переворачивается, вспыхивает, я никак не могу научиться контролировать себя, едва Мэтт оказывается опасно близко. Он заключает меня в клетку, поставив руки по обе стороны от моей головы, но я рада такому заключению. Его губы касаются моих век, подбородка, шеи и ключицы, и я глубоко втягиваю разгоряченный воздух.

— Тетя Мэри уже услышала, как мое сердце сделало сальто.

— Ничего не говори, она подумает, что так на тебя действует тригонометрия, — между поцелуями отвечает Мэттью, а я прокатываюсь пальцами по его твердой спине.

— О да, она решит, что я впадаю в дикий экстаз от теорем и доказательств.

— Ты впадаешь в дикий экстаз?

Парень отстраняется, выгнув правую бровь, а у меня вспыхивают щеки, я растерянно морщу лоб, пытаясь придумать нечто правдоподобное. Но его нахальная улыбка сбивает с толку и обезоруживает, словно сильнейшее оружие, созданное специально против меня.

— Ты нарочно вгоняешь меня в краску?

— Конечно. Это мое любимое занятие.

— А мне казалось, твое любимое занятие — чтение занудных параграфов по биологии.

— Это на втором месте.

Мэттью скатывается на спину, притягивает меня к себе. А я удобно располагаюсь на его груди, прижимаюсь так близко, чтобы слышать неровное сердцебиение; мы лежим так некоторое время, наблюдая за переплетенными пальцами, и за тем, как темнота плавает по комнате, опускаясь на наши лица. По телу растекается приятное тепло. Мне всегда тепло, когда Нортон рядом. Когда я слышу его голос, я понимаю, что все в порядке.

— Я принес кое-что.

Мэтт поднимается с кровати, а на меня тут же обрушивается холод. Я накидываю на плечи одеяло и хмурюсь: такое ощущение, что зима в моей груди никогда не закончится.

— Вот, — парень достает из рюкзака какую-то футболку, — я забрал ее, когда… когда не соображал, что делаю. Мне показалось, что я должен вернут ее на место.