Джон Робертс - Отравленные земли

Подняв глаза, он понял причину своего замешательства. Каньон был столь невообразимого размера, что разум, не подготовленный к этому, даже не смог бы просто воспринять его масштабы. Это был провал в земле таких обширнейших размеров, что горы, расположенные в его чаше, казались совсем маленькими.

Стало светлее, и проявились краски Каньона, некоторые совсем нежные, а другие ослепительно-яркие. Время, ветер и вода разъели скалы, придав им такие формы, которые могут только присниться во сне. Истерзанная, но прекрасная земля чудес простиралась перед ним, уходя далеко за горизонт. Потрясение и мгновенный ужас рассеялись, юноша испытал глубокое чувство ликования.

Хотя его и потрясло все то, что он увидел, он был рад, что обнаружил это место именно таким образом, вместо того, чтобы узреть его постепенно и слушать рассказы Фьяны о том, что им следует ожидать, медленно двигаясь вперед.

— Он прекрасен, не правда ли? — Он услышал ее голос со спины, торопливо застегнул брюки и повернулся.

— Мягко сказано. Прошлой ночью я подумал, что ты потешаешься надо мной, когда сказала, что я могу упасть в темноте. Я почти и упал.

Она подошла к нему на край головокружительной пропасти и показала вниз.

— Посмотри. Видишь серебряную ленту, извивающуюся вокруг основания вон того холма?

— Вижу, едва-едва. Эта маленькая речушка? — Он все еще не мог определить точный масштаб.

— Это река Колла.

— Не может быть! — воскликнул он. — В этом каньоне есть даже горы. Но каким образом эта могучая река может выглядеть такой маленькой? Какой он глубины?

— В этой точке более одной мили. Это одно из самых глубоких мест.

— Правда? Миля на ровной земле не кажется столь огромным расстоянием. Но все меняется, когда смотришь вниз. А каковы ширина и длина?

Она показала прямо вперед.

— Ширина более двадцати миль от одной стороны до другой. — Она развела руки в стороны. — По меньшей мере, двести миль от края до края.

Он сел на самый краешек, спустив ноги в пустоту.

— Мне кажется, я смог остаться здесь на год и никогда не устать, глядя на него.

— Еще даже не рассвело полностью. Подожди, пока все не увидишь при свете. Вид, особенно все краски, меняются с каждым часом. Кажется, что даже сами формы скал и холмов меняются в течение дня.

— Я рад, что мне удалось его увидеть. Иначе я бы упустил это великолепие. — Огромные выступы скал под ним сплошь заросли кустарником и даже небольшими лесами. Животные паслись среди этой растительности, некоторые объедали листья и побеги, но с того расстояния, на котором он находился, они казались ему насекомыми.

— Куда мы двинемся отсюда? — спросил он, нехотя отводя свой взгляд от каньона.

— Приблизительно через пять миль к востоку есть тропа, которая ведет вниз. Потребуется почти целый день, чтобы спуститься туда.

— Меня вообще удивляет, что этот путь можно проделать всего за один день.

Они вернулись в лагерь, взяли свои пожитки и животных, и Фьяна повела всех к пруду среди камней, вода в который поступала из маленького ручья. Они напоили животных, затем сели в седло и поехали на восток вдоль края Каньона.

— Я не увидел и признака присутствия человека, — заметил Анса.

— Это место столь огромно, что иногда я думаю, что если бы собрать всех людей мира и поместить в одно из узких ущелий Каньона, их невозможно было бы увидеть с высоты почти любого места на краю, — ответила она. — Там немало городов, но они сливаются с окружающей природой. Некоторые даже врыты в стены. Вдоль реки много полей, но большинство людей живет разведением домашнего скота.

Тропа оказалась хорошо протоптанной, но узкой, почти по всей ее протяженности зияли умопомрачительные обрывы. Она извивалась, спускаясь вниз, петляя каждую сотню ярдов. Через определенные интервалы она выходила на широкие выступы, где они и отдыхали. В течение всего спуска Фьяна развлекала его, объясняя то, что они видели, и пересказывая описания чудес Каньона.

— Здесь растут такие растения, которых более нет нигде, — сказала она. — Здесь есть целебные травы, растения, которые вызывают видения, растения, из которых ткут ткани, а также растения, которые используют для окраски тканей. На каждом выступе своя особенная растительность, что можно заметить при спуске.

Они подошли к уступу, на котором странные животные объедали листья на ветках; подняв головы, увенчанные пальчатыми рогами, они уставились на пришельцев. У этих созданий были короткие туловища, стройные ноги, заканчивающиеся ступней с когтями. Шкуры были покрыты желтовато-коричневыми и красновато-коричневыми пятнами, что позволяло им сливаться с окраской стен отвесных скал, расположенных поблизости.

— Это скалолазы, — объяснила Фьяна. — Их всегда можно здесь увидеть, они никогда не поднимаются вверх на край и не спускаются вниз на дно. Для этого они и используют когти.

— Кажется, они ничего не боятся. На них никто не охотится?

— В Каньоне никогда не охотятся на животных. Здесь они… другие. Не то, чтобы они просто имели другой вид, чем остальные звери, хотя животные, родившиеся и живущие в Каньоне, совсем не похожи на тех, которые живут за его пределами. Многие из них обладают особой силой, существует поверье, что страшные несчастья обрушатся на того, кто убивает их, и что смертельные болезни одолеют всех, кто попробует их мясо. В любом случае, за пределами Каньона водится бесчисленное множество дичи, поэтому никто и не рискует охотиться на этих животных. Анса обдумывал это.

— Когда отец рассказывал о животных, он часто упоминал их духовную силу. Это то, что может почувствовать далеко не всякий, а только шаманы и предсказатели. Но он говорит, что духовные силы были гораздо более мощными на островах, где он родился. Они были столь ощутимы, что зверей можно было отличать в соответствии с силой, исходящей от них. Маленькие животные, живущие в норах, почти совсем не имели такой силы. Огромные коты и длинношеи отличались неимоверной мощью.

— У нас также водятся длинношеи, — сказала она. — Они встречаются редко, но наносят большой ущерб стадам.

— На островах водится гигантская порода, многократно превосходящая всех известных нам животных. Отец говорил, что их духовная сила столь велика, что они окружены целым сводом ритуальных табу. Однажды он убил одно такое животное. Во всей истории и мифах его народа никогда и никто не делал такого.

— Итак, он стал великим героем? — спросила Фьяна.

— Нет, он стал изгнанником. Животное было столь священно, что прощения за убийство не могло быть, даже ради спасения своей собственной жизни или ради спасения жизни соплеменника. — Он пожал плечами. — Так, во всяком случае, говорит мой отец. Что-то в этих местах заставило меня вспомнить старинные рассказы отца, от которых я устал еще со своей ранней юности.