Татьяна Чернявская - Пешки (СИ)

На последнем слове голос Алеандр предательски сорвался на визг и эхом издох где‑то в зачернённых недрах печной трубы, словно в них уже проявлялся орлиный профиль ненавидимого и уважаемого одновременно Мастера — Накопителя, специалиста по раритетным чарам и приёмам. Господин Воронцов имел своеобразную манеру устанавливать связь через остаточные сообщения, которые медленно выплывали из тьмы неупокоенной душой и рассыпались в конце едким пеплом. Что лишний раз подтверждало слухи о пяти годах, проведённых при Царстве, тогда ещё юным выходцем из западных провинций в одиночном узилище по обвинению в некромантии. Как, по мнению Алеандр, то и никаких шрамов от противочарных оков в доказательство не надо: достаточно глянуть на почтенного чародея в гневе, чтоб захотеть сжечь его под любым предлогом. Тан была с этим категорически не согласна, но в Замке держала своё мнение при себе, не желая идти против всех учеников, подмастерьев, служащих и педагогического состава. Духовник прибывала в тихом восторге от манеры преподавать и творить чары Воронцова (придумать этому наставнику кличку ещё не нашлось ни одного храбреца), в остальных же пунктах была согласна на варианты с костром, прорубью и замуровыванием заживо.

— Тан, — голос травницы отчаянно дрожал, но заискивающий тон передавать ухитрялся, — может, сделаем вид, что ничего не было?

— Поздно, боевой товарищ, — Чаронит хлопнула поникшую спутницу по плечу и с завидным спокойствием закрутила пенал обратно, наложив усовершенствованную «непромокайку». — Печать сломана, и демоны уж начали разбегаться. Я тоже не в восторге от известия, но исполнить задание в кратчайшие сроки уже дело принципа.

— Послушай, твои принципы это ещё не повод срываться с места…

— Повод. Сообщение о том, что письмо открывали, доставляется отправителю автоматически. Я как‑то совершенно не горю желанием объясняться с Лелем Мисакиевичем за внезапный приступ амнезии. Так же во мне не порождает энтузиазм идея писать проформу в последнюю ночь и бегать по Смиргороду в поисках скоростной почты.

Алеандр Валент, лёжа на полу, апатично взирала на техничные движения духовника, пытаясь уговорить свой бренный организм хотя бы к имитации деятельности. Складывать чемодан из кучи образовавшегося хлама ей отчаянно не хотелось, пуще того, от одной только мысли, для чего необходимо эти самые вещи складывать, хотелось утопиться. Всяческие контрольные, проверочные, экзаменационные и прочие работы воспринимались травницей, как проявление особой ненависти к ней большого и жестокого мира.

— Та — а-ан, — попыталась она перехватить подол проходящей мимо Яританны и капризно поканючить отсрочку экзекуции (работать в паре с Чаронит было очень эффективно, но всё же малоприятно), — ну там же Во — ро — нцо — о-ов…

Девушка застыла со сковородкой в руках и страдальческим выражением на лице, что в купе давало вид монументальный, но придурковатый:

— Воронцов, здесь ещё не самое страшное. Меня больше смущает само задание и его экстренность. Настолько смущает, что появляются нехорошие мысли о бросании учёбы…. Как‑то не вяжется вся эта затея. Не ставят духовников в связки с травниками, во всяком случае, не в парные и не нас. По специализации можно предположить только природную аномалию для исследования, но в таком случае послали бы младших Мастеров, а не нас и хорошую экспериментальную базу подвели. Да и на разведку нет резона отправлять таких бойцов, как мы. Любой вариант не пишется с традицией выпускных работ. Не нравится мне это совершенно не нравится, но никак не могу понять, в чём же тут загвоздка…

— Лады, подруга, не грузись излишком интеллекта! Прорвёмся!!! — ничто не имело такой ободряющей и тонизирующей силы для Валент, как упадническое настроение духовника, потому как совпадение настроя двух подмастерьев ещё никогда до добра не доводило.

Травница живенько подскочила на ноги и привычно заметалась по комнате в сборе, впихивании и утрамбовывании всех ранее разбросанных вещей. Эффект при этом был равный, как если бы в одну комнату общежития поселили сразу половину факультета и поставили всем одинаковое время первого занятия. Иными словами, несчастный «овинный дом» трещал по швам и едва вмещал в себя избытки энергии одной миниатюрной девушки самого воинственного настроя. Вжавшаяся в стену, Яританна только и успевала растерянно провожать взглядом проносящуюся мимо подругу и пригибаться от разлетающихся хозяйских вещей. Сковородка, служащая ненадёжной защитой, уже начала заметно подрагивать.

— … где‑то здесь должны были лежать мои бриджи. Та — а-ан, ты не видела? А вот же они? Нет, не они…. А жаль. О! Я же ими вчера пол вытирала! Та — а-ан, где тряпки валяться должны? Уй! Какая зараза додумалась на печку мой томик со стихами Сфилини Белой забросить?

«Как же я не люблю нашу треклятую организацию! А ещё претендуют на звание одного из старейших чаротворческих заведений на Срединном континенте. Даже каникулы испортить как следует не могут, дилетанты», — печально констатировала Чаронит, злобно выругалась про себя, пересчитала общий урон всей затеи и флегматично принялась отмывать травмированную в войне с нечистью сандалию.

****** ****** ****** ***** ******

Ленивый солнечный блин вяло скользил по небосводу, цепляясь своими румяными краями за россыпь перистых облаков, что тщательно устлали всё небо вычурными дорожками. Лучи светила пронизывали свою причудливую подстилку, рассыпались пучками золотистых бликов по образцово — показательному дворику смотрителя Чвыровых кущ. Дворик вполне мог удовлетворить придирчивый вкус даже выходцев из «Золотого поселения», если не обращать внимания на немного пугающую ядовито — зелёную надпись над воротами. Оная возвещала, что не далее как здесь проживает и принимает заявки отдыхающих хозяин сей зоны отдыха, социально опасного художника, разродившегося ещё несколькими подобными рисунками на заборе и кривошеей лебедихой над открытым колодцем, и каменного бюста князя Калины возле входных дверей. Хороший двор, просто загляденье! Мелкий речной песочек вычерчивает ленточки — дорожки вокруг аккуратненьких клумб с хрупкими, но упорно живущими назло врагу цветами. Стройные селекционные грушки тянут долу свои тугие ветви с крупными, зелёными и ещё отчаянно кислыми плодами. Ровная щёточка травы скромно устилает специально насыпанные холмики, едва ли не кручи (от всех щедрот местной души) по последней альрийской моде. В основании холмиков вкопаны двуногий плиты — скамьи с резными деревянными вставками. Что и говорить, двор был главным поставщиком жаб — душительниц для всей округи.