Б Жуков - Экскурсия

Наконец мы добрались до прохода, обращенного к Барад Дуру, и сунулись в гору. Под ногами что-то вздрагивало, со стен сыпались мелкие камешки. Как бы не попасть в извержение, подумал я. Но тут к вибрациям добавился шум явно инструментального происхождения: барабаны, духовые, гитары… Мы переглянулись и одновременно пожали плечами. Тут кто-то метнулся нам навстречу -оказалось, экскурсовод.

— Добро пожаловать на дискотеку "В сердце вулкана"! — завопил он. — Светомузыка, натуральная подсветка из жерла и вид на руины — все оптом!

Келеборн посмотрел на него так, что я уж решил, что сейчас эльф как минимум плюнет "дунаданцу" на ноги. Однако он только развернулся, как по команде, и быстрым шагом направился к выходу. Я не собирался плясать на дискотеке, но заглянуть в Огненную Бездну хотелось. Ладно, никуда Келеборн не денется. Я к нему тоже не пристегнут.

Экскурсовод провел меня в глубину. Там коридор расширялся в зал, где уже прыгали айзенгардцы и харадримец. Гномы чинно подпирали стену и незаметно совали кусочки камня в карманы. Я подошел к барьеру и глянул вниз. Стало горячо и вонюче. Ничего разглядеть не удалось, потому что глаза сами жмурились. Я отступил и зацепился за что-то на полу, отчего и шлепнулся. Танцующие заржали. Я увидел, что в пол вделана мемориальная доска: "На этом самом месте был откушен Голлумом Смеаголом палец с Кольцом Власти у Фродо Бэггинса в 01 г. н.э." Мне показалось, что я сыт Мордором навсегда и по самые уши. Встал — и пулей вылетел вслед за Келеборном. Однако тот куда-то исчез. Я покрутился на месте, попрыгал, посвистел — все без толку. Моторная тачка стояла чуть дальше к вершине, около нее на камне сидел водила — видимо, из восточных Людей. Он одновременно курил сигарету, жевал резинку и сплевыв л себе под ноги. Я подошел.

— Извините, тут не проходил высокий такой старик? В сером одет…

— Нэт, никого нэ було,— доложил водила.

Я задумался, но в коридоре спрятаться было негде, а все вокруг просматривалось как на ладони. Орки его взяли, что ли? Я начал беспокоиться. Может, он смотался в отель? Так его бы видел водила. Ну даже если не видел, все равно за это время Келеборн обошел бы виток тропы и появился внизу. Если только он застрял по ту сторону? А вдруг ему все-таки стало плохо? Ах я сволочь, ах я идиот любопытный… Я ругал себя на бегу, мчась под горку на ту сторону Ородруина. Вот уже не видно руин, скрылся за поворотом Удун… Никого. А может, я проглядел-таки его в проходе, когда выбегал? И я рванул обратн вверх, ловя воздух пересохшим ртом и истекая потом. С болью в боку и ушибленным пальцем ноги добрался до входа в жерло, поорал внутрь — ответил залп дискотеки. Тогда я встал на четвереньки и стал шарить вдоль стен: а вдруг он невидим? Не нашел. Вылез наружу и из последних сил хрипло заорал:

— Элберет!!! И тут из-за камешка, за которым и крыса не укрылась бы, поднялся вполне живой Келеборн. Лицо, шея и руки у него светились малиновым, не хуже лавы. Я и сам чувствовал, что загар становится лишним, но такого даже представить не мог. Я сел на землю и ошалело уставился на эльфа. Тот встревоженно оглядел меня. Видимо, я тоже был хорош.

— Что случилось, Рэнди? Почему вы так взволнованы и… и перепачканы? Вас обидели эти…

— Никто меня не обижал! — рявкнул я.— Почему вы не откликались? Я весь Мордор облазил!

Эльф очень удивился.

— Но я встал сразу, как вы сказали "Элберет". Когда же вы успели…

Я зарычал. Я хрипел, кашлял, крякал, но все же изложил ему, как было дело, и прибавил, что по моим часам все это заняло пятьдесят минут. Келеборн что-то соображал, хмурился, потом подхватил с земли сумку и сказал:

— Немедленно уходим отсюда. Это злые чары непонимания. Неужели вы не заметили… ну, да я сам виноват. Я перестал чувствовать ваши мысли у подножия, а вы, наверное, чуть позже отключились от меня. Это же сердце Мордора. Как я мог предположить только что тут все чисто?!

— Я эльф? Я — идиот! — гаркнул я и облегченно расхохотался.

Келеборн оскалил белые, совсем не стариковские зубы, помотал головой и потянул меня за руку.

— Погодите,— сказал я.

Я подошел к водиле и вывел его из жевательного транса зеленой бумажкой. Тот завел свою колымагу, и мы с пыльным ветерком скатились с Огненной Горы и благополучно прибыли в отель. От подножия было видно, как высыпали наружу экскурсанты — наверное, как раз кончилась дискотека. Но между мной и водилой чары понимания были очень прочно установлены зеленым талисманом.

В отеле мы для начала разошлись по домам, и я завалился в ванну. Мимоходом отметив, что в номере потрудилась уборщица, я пустил воду похолоднее. Потом я стал думать на разные темы: что подумала горничная, посетив наши номера, что делать с красным как рак эльфом, чего бы пожрать и т.п. Поскольку у меня давно вошло в привычку повсюду таскать с собой телефон, то я позвонил и заказал подать через полчаса два фунта сметаны. Я вспомнил, что ширские девицы считают ее главным противоядием от загара. Для конспирации добавил заказ на пять фунтов клубники и фунт сахарной пудры, а потом еще пломбира. Когда со всем этим добром я стукнулся в соседнюю дверь, она открылась сама. Келеборн нашелся в ванной, явно отмытый и снова лохматый. Все мои вчерашние труды были сведены на нет махровым полотенцем.

Эльф стоял, почти упершись носом в зеркало, и мрачн изучал свое отражение. Цвет лица у него был такой, что мне вспомнилась перенесенная в детстве краснуха. Сначала он не соглашался подвергнуться обработке сметаной, потому что, во-первых, не признавал прокисших сливок за продукт, а во-вторых, просто не желал ими пачкаться. Я пообещал ему, что он рискует стать первым в мире веснушчатым эльфом. Он спросил, что это такое. Я сказал, что это такие пятнышки, с которыми его родная мать не узнает. Я не надеялся убедить его словами, на себе мне показать было нечего, поэтому я полистал рекламные проспекты, валявшиеся в номере повсюду, и в одном нашел фото вполне симпатичной человечки с веснушками. Келеборн посмотрел, закрыл глаза и сказал:

— Делайте что хотите, Рэнди. Этого невозможно допустить.

Я тщательно заштукатурил его половиной сметаны, а остаток смешал с ягодами и сахаром. Пока блюдо настаивалось, я сунул в руки Келеборну креманку с пломбиром и ложку. Глаза он открыть не мог, потому что на веках лежал дюймовый слой жирной густой сметаны. Однако пломбиру воздал должное без потерь. Я с трудом сдерживал смех, глядя на него. Потом вдруг вспомнил, что тоже слегка обгорел, хотя работа в "Дориате", конечно, выдубила мне шкуру. Тогда я зачерпнул ложку смеси и размазал себе по физиономии. С сахаром держалось хорошо, а созерцать меня было некому. Келеборн тем временем начал как бы таять, сметана потекла ему за воротник, закапала на ковер, на кресло… Я уже не мог сдерживаться и фыркнул вслух, да тут еще Келеборн спросил, в чем дело, и лизнул часть сметаны у себя из-под носа. Я ржал и ничего не мог объяснить.