Пол Кемп - Царство Тени

Какое-то время Ирвил молчал, и темнота скрывала его лицо. Тамлин хотел бы быть шейдом, чтобы его глаза видели во тьме так же хорошо, как при свете дня. Он чувствовал себя так, как будто эта человеческая особенность предаёт его.

— Очень хорошо, милорд, — сказал Ирвил напряжённым тоном. — Доброй вам ночи.

— И тебе, — отозвался Тамлин.

Ирвил оставил его наедине с ночью, наедине с богиней. Одиночество и темнота были приятны Тамлину, но он не мог стряхнуть с себя холод.

Ривален сидел один во мраке своих покоев, и его настроение было чёрным, как безлунное небо. На столе перед ним лежали осколки его священного символа.

Требования его веры объявили войну нуждам его народа. Жрец воевал с принцем. Ему нужно было разрешить ситуацию, удовлетворить обоих.

Тени кипели на его коже.

Веками Ривален поддерживал хрупкий союз между верой и светскими обязанностями, одно отделял от другого ход времени. Ривален знал, что в конце концов мир склонится перед Шар и вернётся во тьму и холод, но верил, что у него есть ещё множество веков, что он успеет достичь своих целей и целей своего народе прежде, чем Шар захватит Мультивселенную. Забвение всегда, казалось, ждало в далёком будущем.

Но происходящее лишило его этих иллюзий. Буря Теней бушевала прямо сейчас, поглощая королевство, которое нужно было анклаву шейдов, чтобы обеспечить своё процветание и возродить славу Нетерила.

Он должен был выбрать между своей верой и своим народом.

— Разве не так? — сказал он. В руке он сжимал сембийский ворон. Серебро потемнело.

— Орёл или решка, — произнёс Ривален, вращая монету между пальцами. На одной стороне был профиль покойного правителя, на другой — сембийский герб.

Надежда была его прегрешением, понял Ривален. Он надеялся возродить Нетерильскую империю и вернуть славу своему народу — и Фаэруну. Он надеялся — позже, намного позже — призвать Бурю Теней, которая провозгласит начало конца света. События доказали, что он был глупцом. Госпожа потерь отвергала надежду и ожидала того же от своего ночного провидца. Ривален усвоил этот урок, но мудрость пришла к нему слишком поздно, и её запоздалое прибытие никак не успокоило его горечь и гнев.

Шар выбрала своими инструментами других. Жрица, которую, как Ривален считал, он использовал и выбросил, предала его, украв «Листья одной ночи». И безумный еретик, некогда — жрец Маска, а теперь — слуга Шар, призвал Бурю Теней и затаился в её тёмном сердце, пока буря поглощала королевство, которое Ривален надеялся заполучить для своего народа.

Ради своей богини Ривален убил собственную мать, но богиня утаила, что Бурю Теней призовёт не он; Ривален и его надежды стали жертвами этой бури.

И он чувствовал ещё более глубокие секреты, трупы, спрятанные в зловонной почве мрака Шар. Они всплывут, когда богиня посчитает нужным, и ни мгновением раньше.

Он пытался принять такое положение дел, но не смог. Тени вокруг него кружились, заполняя комнату, просачивались сквозь щели ставен наружу, в ночь.

— Я не приму этого, — сказал он, вращая монету всё быстрее.

Тихий гул раздался в его ушах, набрал громкость, стал чётче. Послание. Он чуть не отклонил его, но передумал.

В голове Ривален услышал голос отца, его всевышества.

Могущественные фигуры Фаэруна не станут долго оставаться в стороне, пока Буря Теней поглощает Сембию. Прекрати её, Ривален.

Властный голос отца высыпал соль на рану и без того уязвлённой городости Ривалена, но он не позволил прозвучать раздражению в своём ответе.

Я сделаю что смогу, отец.

Прорицания Хадруна выявили возможность, что за Бурей стоят последователи Шар. Возможно, ты не слишком подходишь для выполнения этой задачи?

Упоминание главного советника его всевышества, соперника Ривалена, больно уязвило принца.

Понимание Хадруна, как всегда, ограничено. Последователь Шар, который стоит за Бурей — еретик. Я займусь им и Бурей. А тем временем, пожалуйста, напомни Хадруну и себе, что я поднял со дна Саккорс, разбил силы Сэрлуна и вручил тебе Селгонт. Скоро я добавлю к нему и остальную Сембию.

Добавлять будет нечего, если Буря Теней не прекратится. Закончи её, Ривален. Быстро. Остальные дела в Сердцеземье идут хорошо. Это помеха.

Остальные дела?

Связь оборвалась. Видимо у его отца тоже были свои секреты.

Ривален проглотил своё раздражение и решил считать послание отца знаком. Кессон Рел был еретиком. И Ривален не позволит векам подготовки обернуться тем, что еретик станет служить госпоже и разрушит королевство, которое Ривален собирался создать. Госпожа хотела Бурю Теней. Она получила её. Но Ривалену нужно было время — и Сембия. Он найдёт способ получить их обоих.

Он положил серебрянный ворон на стол и заставил его вращаться. Слабое волшебное слово заставило монету не падать и не останавливаться. Ривален следил за тем, как решка сменяется орлом, потом снова решкой.

— Я выбираю оба, — сказал он. — Город и веру.

Он сможет сдержать Бурю Теней и забрать то, что осталось от Сембии. И если это сделает его еретиком, пускай будет так. Госпожа знала его природу, когда избрала Ривалена своим ночным провидцем.

Он поднял ладонь над осколками священного символа и произнёс слова исправляющих чар. Усики тени закружились над диском, собрали его вместе, сделали его целым.

— Если Кессон Рел — твой истинный слуга, пускай он станет победителем. Если нет — позволь победить мне.

На улице тьма закрыла звёзды. Ривален кивнул.

— Спасибо, госпожа.

Зачарованный ворон продолжал вращаться: орёл-решка, орёл-решка…

Абеляр и Джиирис стояли под дождём и наблюдали, как чернила далёкой бури закрывают звёзды, а молнии озаряют мир ядовито-зелёным светом. Абеляр подозревал здесь руку Элирил, руку Шар, и чувствовал в душе зов, тот самый зов, который в юности позвал его прочь от привелигированной жизни и заставил служить другим. Он подумал о сыне и воспротивился зову.

— Это силы тьмы, — сказала Джиирис, положив ладонь на розу Латандера, которую носила на шее.

— Да, — согласился Абеляр. У него не было священного символа, за который он мог бы взяться, так что вместо этого он взял Джиирис за руку и обнаружил, что это утешает не хуже.

Девушка улыбнулась Абеляру, но улыбка угасла, когда её взгляд упал на пустую цепочку у него на шее, где когда-то висел священный символ. Она отвела взгляд, как будто чтобы не смущать его, разглядывая шрам.

— Всегда можно раскаяться, — сказала она тихо, не глядя ему в лицо.