Александр Зорич - Конан и Смерть

Вот оно, разрешение всех диспутов. Вот он, решительный аргумент в пользу силы, а значит и правды дракона. Слова Конана – чужие, заемные слова, истинным владельцем которых являлся Фафнир – лишь едва-едва задели стихии Гнитайхеда, но и этого воровского прикосновения хватило, чтобы уловить далекий отголосок предсмертной творческой воли дракона и породить последний шедевр: «Конан, сын Ниуна».

Воплощенная сила стихий рвалась из железа к свету. Зримая, весомая, вселяющая трепет. Отвлеченные категории, судьбы мира, справедливость, будущее, честная воинская игра были смяты в воображении Зигфрида этой силой, раздавлены, перемолоты в песок. Мысли о ловле чужой памяти и вовсе вызывали недоуменное «гы?» Неужто Ловец Стихий не запомнится всем и каждому своим искусством, своей ошеломительной властью над водой и огнем, деревом и воздухом?

С детской простотой Зигфрид вдруг подумал, что, будь он Ловцом Стихий, в первую же ночь мог он вырвать проклятую дверь вместе с кусками скалы и спасти короля Конана из узилища прежде, чем тот принялся пожирать сердце дракона. Вот это был бы настоящий подвиг!

Помедлив, Зигфрид присел на корточки и заглянул в лицо короля Конана.

Он ожидал увидеть яростный оскал или, возможно, последнюю улыбку. Улыбку освобождения плоти из узилища пещеры, души – из узилища плоти.

Ее-то он и увидел.