Владимир Колосов - Вурди

— Что? Опять? — Он виновато улыбался.

Ай-я повернулась к мужу спиной, примостившись на самом краешке. Так спокойнее. А то ведь и рукой может ненароком махнуть. И ногой зацепить — всякое бывало (спросонья чего не сделаешь?), а маленького в животе жалко. «Ведмедь этакий», — подумала женщина.

— Проснулся?

— Угу.

— Он уже совсем большой, — зачем-то сказала Ай-я.

— Повернись, — сказал Гвирнус, и она послушно перевалилась на другой бок.

— Ну-ка! — Гвирнус откинул одеяло. («Закрой, холодно», — прошептала Ай-я). — Вижу, что не маленький. Ишь как разбух! — Гвирнус довольно прищелкнул языком: мол, хорошо сработано, а? — Дерется?

— Еще как! — Она улыбнулась.

— Охотник! — радостно сказал Гвирнус, касаясь теплой мозолистой ладонью ее живота. — Охотник, — повторил он. Ладонь его скользнула ниже. И это было приятно. Всегда.

Но не сейчас.

— Смотря до чего! — рассмеялась Ай-я.

И тут же нахмурилась — во дворе нервно закаркала ворона, зашелся заливистым лаем Снурк.

В дверь постучали.

— Нас нет дома, — прошептала Ай-я.

— Так они и поверили, — прошептал Гвирнус и — уже в полный голос — спросил:

— Кто?

— Я это, Илка. Откройте.

Они переглянулись: с чего бы это? (Жена горшечника, как и многие в Поселке, обходила дом Гвирнусов стороной).

— Скорее, — поторопили за дверью.

— А куда спешить? — недовольно проворчал Гвирнус, натягивая штаны. Ему решительно не нравились ни это утро, ни незваная гостья, ни собственное одеревеневшее от сна тело.

— Мне тоже одеваться? — спросила Ай-я. — Кроликов надо бы покормить.

— Спи, — сказал Гвирнус.

Но спать ей не пришлось.

— Входи.

— Я в общем-то не к тебе, — сказала Илка, едва переступив порог. — К ней, — кивнула она в сторону кровати. — Неужто спит?

— Сама видишь, — пожал плечами охотник, разглядывая гостью.

— Я сяду? — неожиданно робко спросила Илка. Ее губы дрогнули, а лицо вдруг как-то сразу сморщилось и постарело лет на десять. Казалось, она вот-вот заплачет.

«Только этого не хватало, — подумал Гвирнус, — и так-то не красавица, один нос чего стоит, вон в веснушках вся, морщины — ну вылитая Гергамора… А сейчас и вовсе… Старуха», — чуть было не сказал он вслух.

— Садись, — он подвинул табурет.

— Спасибо! — Илка села. Поправила упавшую на лоб седеющую прядь. Окинула взглядом хижину. Жалко улыбнулась: — Чистенько у вас. Ни пылинки. Вы ведь повелителей не держите? («Нет», — покачал головой охотник). И как это Ай-е удается? Я вот и повелителей держу — дармоеды несчастные («Знаю, как держишь, — усмехнулся про себя Гвирнус, — как платишь, так и работают»), — и сама весь день туда-сюда, а все равно грязь. Чтоб им пусто было, этим повелителям. Горшки хреновы. Всю работу у Гея отбили. Так, значит, спит? — Она вопросительно взглянула на укрывшуюся с головой Ай-ю.

— Спит. — Гвирнус все больше раздражался: «И куда клонишь знаю — про повелителей, про чистоту, — колдунья она, по-вашему. За то и обходите наш дом стороной». — Давай, Илка, зачем пришла? — резко спросил он.

— Не знаю. Боюсь я.

— А если боишься, чего явилась? — Ай-я резко села на кровати, прикрыв одеялом нагую грудь.

— Я… — испуганно сказала гостья, — я…

Она была не так уж безобидна, эта Ай-я. Да и красотой не блистала. Разве что белые, пышные, чуть с рыжинкой волосы да голубые, слегка раскосые глаза — вот и все. Мужчины Поселка падки на совсем иные прелести.

Гвирнус, известный нелюдим, долго обходил ее в своих скитаниях: немало женщин перебывало в его хижине. А она ждала. Еще с детских лет ждала именно его, Гвирнуса, чье имя наводило страх даже на самых искушенных по части драки бродяг. Ни один из них не смел задирать Гвирнуса. Ни одна из женщин Поселка не смела отказать ему, когда грубая мускулистая рука по-хозяйски касалась самых заветных мест.

Пришел день, и нелюдим обратил-таки на нее взгляд.

Ай-я хорошо помнила тот день.

Лил дождь. Дверь ее хижины распахнулась, и он вошел — мокрый, упрямый и — уже тогда — необыкновенно родной.

— Можно? — спросил Гвирнус, и в тот же самый миг Ай-я почувствовала, что он от нее не уйдет.

Никогда. Ибо она была…

Но тсс…

Тсс… Капля. Капелюшечка… Спи, деточка, спи. Это не страшно. Я научу. Никто и не узнает. Вурденыш мой… Глупенький. Могло быть и хуже… Если б на улице. Да при всех. А они с колышком. С осиновым… Ох, что я такое говорю? Спи, деточка, спи. А коли про вурди кто плохое скажет, так ты поддакивай — так-то оно вернее будет. Пускай языки чешут. А ты посмеивайся да посередь их и живи. Мужа себе найди хорошего, доброго. Только смотри, чтоб береженый был. А коли царапинка какая — тут же прочь беги. И у мужа, и у кого еще. Нельзя тебе. Кровь то человеческую учуять… Кроликов на такой случай под рукой надобно иметь… Спи… И про баловство забудь. Вурди то, он много чего умеет. Да только расплата потом одна…

— Илка?!

— Что это с ней? — тихо спросил Гвирнус.

— Помолчи! — Ай-я щелкнула пальцами перед глазами застывшей женщины. Илка покачнулась, нелюдим поспешил поддержать ее.

— Сейчас пройдет, — виновато сказала Ай-я, — со страху это. Небось наговорили всякого. — Она грустно улыбнулась. Глянула на мужа: — Ты ведь не веришь, что я колдунья, да?

— Ты — моя жена, — сказал охотник.

— Я — твоя жена, — эхом откликнулась Ай-я.

— Мало ли что наплетут. — Он все еще поддерживал сидевшую на табурете Илку.

Голова женщины безжизненно свешивалась набок. Глаза были закрыты.

— Положи ее на кровать. Это обморок. Такое бывает. Ничего страшного.

Гвирнус кивнул, улыбнулся и нежно погладил Ай-ю по огромному животу.

— А вот это и в самом деле смахивает на…

— Красивый… — задумчиво сказала Норка.

— Да ему тыща лет, не меньше. Он еще небось вурди помнит, — проворчал Питер («Типун мне на язык»), — недаром нелюдим в него так вцепился. Мы еще прошлым летом предлагали срубить. Так он ни в какую. Что Ай-я, что этот… Два сапога пара. Идите-ка, говорит, со своим лесом куда подальше. Мол, лес — это лес, а дуб, значит, и не лес вовсе.

— Разворчался, — подошла к Питеру Гергамора. — Вон у Гея сосенка во дворе растет, да и у тебя пара яблонь. Руби их сколько хочешь.

— Э… — протянул Питер, — дерево дереву рознь. Наши маленькие еще. Силу не набрали. От них большой беды не будет. А этот…

— Гвирнус, что ли?

— Дуб, дура! Кто знает, чего от него ждать? Может, он почище любого леса будет. Вспомни, как Торка скрутило. Был человек и — нету.