Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

На смену акробатам и шутам в центр зала вышел менестрель, легким касанием струн лютни погасил гомон. Даже свечи будто потускнели, и зал погрузился в полутьму, разбавленную танцем каминного огня.

Менестрель затянул песню о великой любви двух несчастных сердец: однажды старый король послал рыцаря за прекрасной дамой, возжелав жениться. Рыцарь исполнил поручение, пройдя трудный путь, сразил дракона. Но судьбе было угодно соединить сердца рыцаря и суженой короля. Глупая служанка оставила без присмотра кувшин с заговоренным вином, чья сила заставила молодых людей полюбить друг друга.

Менестрель пел жалостливым голосом о страданиях влюбленных, о гибели доблестного рыцаря и угасании девушки. Под конец печальной песни многие дамы разрыдались, а у мужчин подозрительно блестели глаза.

Певцу достались хвалебные крики и гром оваций. Эдрик протер глаза, обратился к Инконню:

– Вижу, песня вас не тронула, сэр Инконню.

Рыцарь пожал плечами, ответил неохотно:

– Нет смысла переживать о зряшной любви.

Хелия утерла покрасневшие глаза, смерила рыцаря негодующим взглядом. Лорд спросил живо:

– Как вы сказали, «зряшной»?

Рыцарь, ежась под взглядом фрейлины, ответил еще неохотней:

– Изначально рыцарь и дама теплых чувств друг к другу не питали. Лишь колдовство вина разожгло любовное пламя. Но это все равно что полюбить по приказу. Вот велю Джону полюбить Аделаиду, и так тому быть. Рабская любовь, лорд Эдрик. Столь светлое чувство должно возникнуть по воле человека, а не по колдовскому наказу. Подобное претит.

Эдрик задумался. Леди Хелия сверкнула глазами злобно, зашипела рассерженной кошкой:

– Да вам вообще любовь претит, сэр Инконню, потому что вы – мужлан!

– Леди Хелия! – воскликнул шокированный Эдрик.

Рыцарь остался спокоен, с усилием унял злую волну в голове.

Придворные пикировку гостей пропустили мимо ушей. Грянула веселая мелодия, ноги заходили ходуном, один за другим люди стали выскакивать из-за стола.

Инконню поднялся:

– Лорд Эдрик, благодарю за чудесный пир, попросите слуг проводить меня до покоев.

Хозяин замка выглядел искренне огорченным:

– Уже уходите? Да, время позднее, но, прошу, останьтесь, сейчас будем играть в Слепого Кота, наступает время танцев. Можем развеять скуку шахматами.

Инконню покачал головой:

– Увы, лорд Эдрик, бренное тело требует отдыха. Телесная оболочка измотана то ли схваткой с накерами, то ли общением с прекрасной дамой Хелией.

Фрейлина настолько поразилась способности рыцаря язвить, что замерла с открытым ртом, провожая спину юноши ненавидящим взглядом.

Дверь приглушила буйное веселье. Слуга повел рыцаря по длинному коридору, свет факелов превратил их тени в танцующих уродцев. Инконню глянул мельком, усмехнулся.

Перед глазами появилось обиженное лицо Хелии, и его ожгло стыдом. Рыцарь мучился и горько сожалел о недостойном поступке.

Глава шестая

Туман упорно не хотел таять. Белесыми когтями цеплялся за могучие стволы, облепляя голые ветви, будто снег.

Гиблый лес встретил путников молча.

Инконню напрягал чувства, но уловить дыхание дьявольской силы не мог. Лес как лес. Кони ступали по лиственному ковру цвета запекшейся крови. Волны тумана неохотно расступались перед ними. Кроме шагов и дыхания, лес не тревожили звуки. От тишины в ушах тонко звенело.

Юноша бросил за плечо быстрый взгляд – леди Хелия понурилась в седле, прекрасное личико бледное, измученное, а глаза старательно прячет.

«Бедная, голова, наверное, болит страшно», – посочувствовал рыцарь.

Фрейлина молчала. Путь от замка Эдрика через жухлые поля, пустоши, поросшие колючим кустарником, Инконню пребывал в непривычно благостном расположении духа. Рассматривал темные стволы и обглоданные осенью ветви. Чудилось иногда за деревьями движение, но плотный туман надежно хранил тайны леса.

– Эх, – подал голос Гарет, – славный пир! Умеет лорд Эдрик приветить гостей, да, сэр Инконню?

– Да, Гарет, – согласился рыцарь, – лорд Эдрик – образец поведения мужчины в нашем несовершенном мире.

Фрейлина фыркнула громче лошади.

– Типично мужская логика, – сказала она презрительно. Голос от долго молчания пополнился очаровательной хрипотцой. – Как и у псов: кто накормил, тот хороший.

Рыцарь почти с облегчением услышал ехидные слова – фрейлина в порядке.

– Что-то не так, леди Хелия? – спросил вкрадчиво.

– Настоящий мужчина никогда не откажет даме в помощи! Увидев женщину в трудном положении, первым предложит услуги, не дожидаясь грома с небес, – ответила фрейлина сварливо.

«Просила у лорда сопровождающих, – догадался рыцарь. – А Эдрик отказал. Хм, второй раз встречаю мужчину, наделенного саном заступника, но в помощи отказывающего. Почему так? Неужто мир сошел с ума? Я один вижу неправильность таких поступков? Рыцарю так делать нельзя!»

Тень мысли, что подобная болезнь равнодушия может заразить рыцарство, напугала. Он поспешно отогнал мысль прочь, но она возвращалась, настырно тычась, как несмышленый теленок лбом.

– Что корчитесь, сэр Инконню? – услышал он ехидный голос. – Вспоминаете пир?

– Нет, леди Хелия, – ответил рыцарь столь смирно, что фрейлина умолкла.

Гарет с тоской осматривал голые деревья, от вида грязно-коричневого ковра тошнило. Он уткнул взгляд в грифона на щите господина. Господина!.. Х-ха!

Оруженосец, скрипя зубами, взглядом разорвал рыцаря на куски, волны горячей крови плавили мозг.

Безродный!

Попал в младшие рыцари по заступничеству славного Гевейна, известного блажью помогать вот таким. Гарет в детстве подбирал брошенных животных, выхаживал, чувства «солнца рыцарства» понимал. Но как обидно. Обидно!

Сын знатного рода прислуживает безродному выскочке! Не имеющему ни земель, ни замка. Как отблагодарит за верную службу? Словами? Почему не отдали под начало знатного патрона?

Безродный!

Инконню поежился, показалось, к загривку приставили меч. Он сдвинул лопатки, будто меж ними скользнула ледяная капля.

Тропа гладко стелилась меж деревьев, изредка путь преграждала трухлявая валежина либо дерево нагло выпрастывало толстенные корни, но звенящая тишина угнетала. Инконню поневоле зевал, глаза слипались. Пейзаж был до того однообразен, что казалось – стоят на месте.

«Хоть бы поругала», – подумал рыцарь, усмехнувшись.

Сумерки надвигались неспешно. Очертания деревьев, опавших листьев медленно съедались, ощутимо похолодело. Дыхание облекалось призрачной клубящейся плотью. Рыцарь поежился, с удивлением отметив, что не от холода, а от давящего страха. Почудилось какое-то движение по верхушкам деревьев – шумно упала ветка.