Ричард Кнаак - Кровавый Прилив

Заключённые быстро поняли, что рассчитывать на снисхождение у людоедов не придётся — Фарос каждый день видел жестокие казни или наказания друзей: один из них был закопан по плечи в землю рядом с мусорной ямой на юге лагеря, где должен был несколько дней переносить ужасные укусы сотен чёрных мух, почуявших беззащитную жертву.

За исключением ударов плети или пинков, первое время Фаросу удавалось избегать серьёзных наказаний и пристального внимания Сахда. Но в день, когда обрушилась шахта, он ощутил на себе пристальный взгляд старшего надсмотрщика, обещавший недоброе. А все потому, что Фаросу последнему удалось вырваться из разрушенной штольни. Грязный, полузадушенный, с окровавленными руками, он выкатился прямо под ноги прибывшего Сахда. Тот, повернув изуродованное лицо, искоса взглянул на слишком, по его мнению, удачливого минотавра. То немногое, что ещё оставалось от его губ, растянулось в ужасной гримасе, обнажившей жёлтые клыки.

— Л'хар! Гран Урсув Суурт! — скомандовал он.

Двое надсмотрщиков немедленно схватили оторопевшего Фароса и подтащили его, кашляющего, к своему начальнику, который внимательно осматривал остальных, покалеченных и умирающих. Чёрные волосы Сахда трепетали на сухом горячем ветру, когда он, подняв кнут-девятихвостку, шагнул к одному из них, приказывая подняться на ноги. Фаросу мучительно закрутили руки за спину, так что боль сводила с ума, но он видел, что у раба сломана одна нога и сильно распухла лодыжка другой.

После нескольких безуспешных попыток встать, во время которых людоеды смеялись и глумились над несчастным, Сахд указал на него и проревел:

— Гран Урсув Суурт и фафнирн!

Фарос так и не понял, что сказал начальник, но изувеченный рабочий, видимо, понимал людоедский, ибо, вытаращив глаза, начал извиваться всем телом, делая новую попытку подняться. С громким смехом Сахд пнул раба по больной лодыжке, заставив того взвыть от боли. Остальные стражи немедленно приказали рабам упасть на колени и понесли кричащего раненого к загону с мередрейками.

Только тогда Фарос понял, что означает на людоедском слово «фафнирн». Сахд внезапно резко обернулся и указал на него. Надсмотрщики легко подняли минотавра и потащили, несмотря на все его попытки вырваться. Они подтащили рабов к самому краю загона, где совсем рядом щёлкали огромные челюсти и блестели налитые кровью глаза рептилий. Сахд подошёл следом и вонзил пальцы в рваную рану на руке Фароса, так что тёмно-красные капли дождём полились в яму. Мередрейки внизу начали яростно биться — даже одной капли крови было достаточно, чтоб они впали в бешенство, готовые напасть на любого. Сахд мрачно хохотал, слизывая кровь с пальцев и позволяя мередрейкам как следует разогреться.

Надсмотрщики швырнули раненого вниз. Раздавшийся сразу же после этого вой был так ужасен, что даже смирные рабы забеспокоились, немедленно получив свою порцию ударов и пинков. Фарос попробовал не смотреть вниз, но главный надсмотрщик схватил его за шею и повернул голову, хрипя на общем;

— Смотри… Урсув Суурт… или присоединяйся…

Стая извивающихся тел накрыла минотавра ещё до того, как он упал на дно ямы, истекающие слюной челюсти уже вырывали куски мяса из его тела. Несколько мередрейков вцепились в лицо раба, что Сахд, судя по довольному хихиканью, нашёл особенно интересным. Огромная тварь перекусила уже сломанную ногу несчастного, весь загон был залёт бьющей из ран кровью, но он все никак не мог умереть. Его крики становились всё более слабыми, но не утихали, несмотря на молчаливые молитвы, в которых Фарос просил даровать рабу быструю смерть. Только когда визжащий клубок добрался до груди и живота несчастного, его стоны стихли… Ужасное пиршество продолжалось долго. Сахд не собирался успокаиваться, пока звери не насытятся. К этому времени даже некоторые из людоедов не особенно охотно заглядывали вниз.

Однако начальнику карьера полученного удовольствия было мало. По его приказу Фароса распяли на досках загона, так близко от тварей, что некоторые просовывали сквозь щели языки, проверяя, не смогут ли они добраться до нового мяса, однако минотавр был вне их досягаемости. Мередрейки несколько раз мазнули Фароса по лицу, оставляя на нём следы недавней трапезы, и юношу едва не вырвало, хотя желудок был почти пуст.

Сахд скомандовал:

— Дж'карах и ф'хан Урсув Суурт! — Затем он наклонился к Фаросу и прохрипел: — Помни… или сдохнешь…

Свистнул тяжёлый кнут, и металлические крючки вырвали первые куски плоти со спины Фароса. Его крик только подстёгивал мередрейков, которые подпрыгивали все выше, стремясь добраться до свежего мяса. Снова и снова под хохот Сахда кнут опускался на тело минотавра. Сколько продолжалась экзекуция, Фарос не запомнил, — через некоторое время он потерял сознание, но даже тогда ему казалось, что он слышит змеиное шипение вечно голодных тварей, а тело сотрясается под плетью…

Минотавр сутки пролежал под неусыпным надзором, а затем, едва он открыл глаза, его погнали на работу с все ещё кровоточащей спиной; Фарос пережил это испытание, пережил и множество других, но что-то, уцелевшее после мучений Вайрокса, — умерло…

— Фарос?

Он дёрнулся, рывком возвращаясь в настоящее, и впился взглядом в Грома и Валуна, который устроившись на тонком скальном выступе, вглядывался куда-то.

Перед ними лежал невольничий лагерь.

Невдалеке находились шахты людоедов, это и послужило толчком для внезапно нахлынувших на Фароса воспоминаний. В Вайроксе, главном центре горной промышленности империи минотавров, заключённые питались два раза в день и жили в тесных бараках без окон, расположенных на безлюдных пепельных пустошах. Все они думали, что ниже в жизни опускаться уже некуда. Так полагали те, кто не попал в лагерь Сахда и не познал всех прелестей этого «призрачного» мира. У сплошной цепи горных хребтов склоны были настолько изрыты входами в шахты, что казалось, будто здесь резвились огромные каменные черви.

Цепочки тяжёлых фургонов должны были наполняться рудой незамедлительно, иначе все виновные наказывались на месте. Лошадей выпрягали и на время погрузки отводили в стойла на западе, где рядом с огромным каменным мостом виднелось несколько хижин. На старых камнях ещё можно было разглядеть символы на языке эрдов — великих предков людоедов. Одна из двух мощных опор была совсем изношена, и в нескольких местах гранит пересекали глубокие трещины, но мост пока выдерживал вес тяжело гружённых фургонов. На хижины было слишком дорого тратить редкую здесь древесину, поэтому на постройку в основном шли камень и глина. Вход в жилище Сахда прикрывала странная шкура — никто не мог понять, с какого животного она снята и было ли оно разумно, слишком уж странными были оттенок и фактура. Рядом в хижинах спали его шестеро телохранителей, а само жилище стояло на небольшом возвышении у моста, откуда весь лагерь был виден как на ладони. В центре лагеря темнело четыре тёмных строения, и даже Фарос, при всей браваде, старался не смотреть туда, прекрасно помня, для чего они служат.