Всеволод Болдырев - Болдырев Всеволод

Площадка возле бомбоубежища была заставлена милицейскими машинами и военными джипами. На многих из них, с холодком в сердце, заметил мощные пулеметы, развернутые в сторону старой подстанции. Людей нигде видно не было.

Обтерев потные ладони о крутку, я двинулся к спуску в убежище.

Лавируя между брошенной техникой, во все глаза рассматривал горки гильз на земле, битые ампулы с замысловатыми медицинскими названиями, обрывки бинтов и куски ваты. На некоторых из них заметны нехорошие багровые пятна. Такие же пятна нередко встречались на земле; о том, что это такое, я старался не думать…

Волнение нарастало с новой силой. Разыгравшееся воображение подбрасывало в костер страха новые поленья. Образ закрытой части города настойчиво вырисовывался в моей голове.

«Неужели они прорвали кордон? — тревожные мысли били молотом. — Если да — то почему мне не встретилось ни одной твари…»

Возле толстой стальной двери нащупал кнопку звонка, нажал…

Тишина.

Я поднял с пола металлический обломок и несколько раз ударил им по двери. В глубине коридоров раздался чуть слышный звон.

Потянулись долгие минуты ожидания. Мне даже послышалось, что кого-то негромко переговаривается у двери.

Терпение лопнуло.

— Да отоприте же, наконец, эту чертову дверь! — заорал я. — Здесь никого нет!

Тут ожил, не примеченный мною сразу динамик — он удобно расположился над дверным наличником.

— Кто это? — прошелестел искаженный помехами голос.

— Горожанин я, — мне с трудом удавалось сдерживать дрожь. — Я проспал тревогу… С кем я говорю, меня впустят или нет?

— С тобой говорит майор Стальский, — с той стороны наметилось явное оживление. — Как ты добрался до бункера? Они тебя не тронули? Почему ты не укрылся во время тревоги?

— Стоп, стоп, стоп! — я попытался остановить словесный понос, обуявший майора. — Вначале пустите внутрь. Здесь, знаете ли, не так чтобы уютно.

Судя по всему, внутри кипел ожесточенный спор. Меня в бункере видеть не хотели. Понятно. Я бы сам хрен кого впустил в подобной ситуации…

— Слышь, ты, горожанин… ты еще живой там? — в голосе майора не было и намека на заботу.

— Живой, живой. Куда я денусь?

— Так вот, мы сейчас дверь откроем, но тебя внутрь не пустим! — в интонации появились угрожающие нотки. — Если выкинешь чего, тут же подстрелим. Вдруг ты оборотень?

— Кто? — мне стало дурно, начало даже слегка мутить. — Какой еще оборотень? Вы чего там такое курите? Или просто крышу снесло?

— Шутит… Отойди на три шага назад! И руки к небу подыми. Да, да… Отпирай, мужики!

Замки глухо щелкнули, и, туго скрипнув петлями, дверь распахнулась. Мне в лицо тут же уткнулся настоящий сноп света. Я словно ослеп.

— Куда руки тянешь? — гаркнул майор, когда я попытался прикрыть лицо. — Щас словишь маслину…

— Вы свету-то убавьте! Роговицу глаз сожжете, к чертям собачьим.

Несколько минут меня рассматривали, как человека-слона в средневековом цирке. Потом раздался взволнованный возглас:

— Мужики, он вроде нормальный! Ну, не из этих…

— Ага, — поддержал крикуна еще кто-то, — вроде даже не подранный.

— Да нормальный я, нормальный! — в глазах плясали сотни маленьких солнц. Что за фонари у них такие?

Внезапно огни погасли, лишь какой-то солдат продолжал светить мне под ноги. Когда блики в глазах окончательно потускнели, я, наконец, смог разглядеть своих собеседников. Их было пятеро. Все в военной полевой форме, все с автоматами и большими фонарями на плечах. Несмотря на грозный внешний вид, мужики выглядели изможденными. Лица заострившиеся, под глазами мешки висят; а сами глаза красные, воспаленные. Вперед выступил только один — как раз майор — усатый мужчина лет сорока с острым, как у лисицы, лицом. Офицер нервно тискал рукоять пистолета, торчавшую из расстегнутой кобуры.

— Ты как дошел-то сюда? — удивленно спросил он. — Где твое оружие?

— Оружие? — удивился я и похлопал по карманам. — Нет у меня оружия. Только фонарь и нож сувенирный…

— Врет! — быстро гаркнул какой-то молодой, прыщавый солдат. — Нет ствола у него, ага, как же! Да ещё и брешет, что фонарём пользовался!

На меня тут же грозно глянули три автоматных дула. Майор вытащил пистолет.

— Как оправдываться будешь? — хитро спросил Стальский. — Всему городу известно, что свет уже дня три как не горит. Фонари лишь в бункере работают. Два шага в сторону и все… А ты нам тут сказки рассказываешь. Идиотов нашел, да?

Последнюю фразу он выкрикнул мне в лицо. Но меня тогда волновало другое…

— Сколько дней? — сдавленно спросил я.

— Три, — сказал прыщавый солдат.

Я стоял молча. В голове бешено вертелся калейдоскоп мыслей. Три дня? Но как? Не может человек проспать три дня и не услышать тревогу!

— Чего заткнулся? — майор грубо пихнул меня в плечо.

— Я… не знаю. Я проснулся… а вокруг все это. Поверьте, я не вру! Ей-богу, не знаю, что происходит!

— Слабо верится, — подал голос третий солдат. — Давайте заберем его с собой? Посадим под замок да посмотрим, что ночью будет? Если буянить станет — застрелим, и делу конец.

На том они и порешили.

Я шел по длинному коридору, а два холодных ствола смотрели мне в затылок. Обострившимся обонянием чуял запах оружейного масла. Чуял легкий запах пороха, что все еще витал в коридорах. Серые стены мелькали по сторонам, но я упорно смотрел себе под ноги, не дай Бог споткнуться! Эти люди на взводе, нервы зашкаливают. А любое резкое движение под дулом автомата чревато простреленной головой…

Мы дошли до недлинной железной лестницы. Мои конвоиры остановились. Слева от нас змеились толстые, оббитые изоляцией трубы, над головой шумно работала вытяжка. Воздух здесь был сырым и затхлым. Сильно пахло плесенью.

— Борисенко, Тарасевич! Вы — первые. Затем этот… — майор кивнул на меня. — Потом мы втроем.

Внизу было несколько прохладней. Где-то поблизости работали генераторы, шумно стучали поршни. Здесь мне бывать еще не доводилось. Обычно при учебных тревогах — а других до этой недели не было — люди отсиживали положенные сорок минут в верхнем коридоре. Но сейчас мы спускались на нижний уровень.

Меня быстро вели сквозь десятки подземных залов, в которых ютились испуганные люди. Повсюду горели свечи, старые масляные лампы. От вида этих мрачных холодных помещений накатывало ощущение какой-то средневековщины.

«Вот так, — думал я, глядя на какое-то семейство, что забилось в угол, — лиши человека электричества, света, связи — и сотни лет эволюции в унитаз…»