Мариан фон Штауфер - Либер Хаотика: Нургл

Нед был абсолютно уверен в том, что его хозяин безумен. Должен был быть. Все магистры были такими. Что они могли знать о возрасте и смерти со своей драгоценной магией? Двадцать лет назад его хозяин посеял семена своей погибели и Нед отлично чувствовал, что через десять лет они принесут свои горькие плоды.

Рассказ пойдёт о том дне, в жизни садовника и его хозяина, когда единственному сыну магистра исполнится двадцать лет. В тот день, согласно традициям своего народа, мальчик станет полноправным мужчиной, и родительская опёка магистра закончится. Празднуя своё совершеннолетие, Томаш (так звали молодого человека), впервые в своей жизни отужинал с вином (это было необычное марочное вино, которое, конечно, мог выращивать только его отец). Юноша мог быть доволен — он свободно вступал в мир, он врывался в жизнь и мог восполнить последние двадцать лет учёбы и повиновения.

Чем дольше Томаш сидел, потягивая вино из своего кубка, тем больше казался расстроенным. Возможно, задумчивость магистра объяснялась первым эффектом вина. А может быть, Томаш впервые переусердствовал с запретными до того удовольствиями. Было очень жаль. Супруга магистра предала их; в этом старый колдун был абсолютно уверен. В этой истории нельзя было оплатить порочность сына, его кровью. Он не знал о матери, своей покойной жены, пока это не стало… ну… слишком поздно для них всех.

Однако магистр обещал, что подарок, преподнесённый Томашу, лучше всего в таком важном событии, будет знанием. Томаш часто расспрашивал о запрещённых искусствах и скрытых тайнах колдовства своего отца. Так вот, в тот день и в тот самый час, магистр пообещал посвятить Томаша в тайну лабиринта, что лежал под садом, и показать юноше секрет, ждущий того в его сердце.

Он думал, будто тёмная магия, это единственное, что занимает сейчас Томаша. Его сын был так долго взаперти, вдалеке от нормальной жизни, что он не имел никакого понятия о радостях и заботах обычного мужчины. Магистр верил, будто его сын обязательно увидит в этой тайне свой выход — лёгкий путь к славе и власти. Скулящий болван.

Отец с сыном взяли факелы со стены, и старый магистр повёл Томаша по тёмным коридорам и вниз по винтовым, каменным лестницам, пока они не подошли к чёрной, эбеновой двери. Там он показал сыну слова отпирания, и они прошли дальше, в каменный холл.

Никто, кроме самого магистра не знал тайны лабиринта, и Томаш стремился постичь её. Магистр сказал своему сыну, что стены лабиринта пропитаны испорченным колдовством и потому вводят в заблуждение. Логика и здравый смысл ни имели здесь никакого значения. Мнемонический код открывал единственный путь.

Томаш жадно впитывал новую информацию и старый магистр заметил лихорадочный блеск в глазах сына и то, как дрожали его руки, отчего свет факела безумно плясал на стенах. После получасового путешествия они достигли центра лабиринта, круглой комнаты, из которой радиально расходились восемь прямых коридоров. Пространство было освещено слабым пучком света, шедшим из отверстия высоко над их головами.

Почти тут же Томаш чуть не упал в обморок. Отец улыбнулся, зная, что это, вероятно, действуют вещества, добавленные им в вино, которое он дал мальчику. А может быть, всему виной пыль варп-камня, которая блестела на полу и стенах зала. Возможно, и то и другое.

Он подвёл Томаша к центру зала и посадил его, закрепив на запястьях молодого человека тяжёлые кандалы, которые выходили из блестящих, каменных плит прямо под отверстием в далёком потолке комнаты.

«Я не могу сказать, что сожалею» — сказал магистр, — «Это моя обязанность, как заботливого отца, убедиться, что ты не сможешь никому повредить. Ты видишь, ты безумен. Если тебе будет от этого легче, то можешь возложить всю ответственность на свою мать. Это всё из-за неё. Она никогда не говорила мне о твоей безумной бабке, пока мы были женаты, а ты ведь знаешь — кровь всегда себя проявляет. Но, так или иначе, теперь все в безопасности. Мы же не можем позволить тебе бродить среди людей и ужасать их, не так ли? Кричи, если что-нибудь понадобится… ах да, и с днём рождения, сынок!»

Ровно четыре года спустя, Нед, старый садовник, приводил в порядок клумбы, и его корзина была переполнена невообразимым разнообразием слизняков, гусениц и улиток. Было приятно думать, что они шли на благое дело. «С днём рождения» — пробормотал он, опрокидывая корзину. Внизу, в лабиринте, град из моллюскообразных и насекомых разбудил Томаша от его прерывистой дремоты. Вытянув длинные пальцы, он зачерпнул горсть их на полу между ног и жадно набил ими рот. Он надеялся, что некоторые из них были зелёными — будучи здесь, ему особенно полюбились они. Хотя годы и не пощадили Томаша, он выжил. Теперь, он мог достаточно хорошо видеть в темноте, а липкий язык, безусловно, помогал ему справляться с муравьями. Его ноги и руки изменились, но ему всё ещё не удалось освободиться от тяжёлых наручников, до сих пор сковывавших его запястья. Но он знал, что однажды его найдут и выпустят, и в тот день его отец умрёт и это будет очень, очень неприятная смерть.

Прошло ещё шесть лет. Большие грозовые облака великой бури нависли над осаждённой Праагой, кошмарные орды Хаоса колыхались вокруг стен, подобно тёмному паводку. Армии демонических богов простирались насколько хватало глаз. Странные существа хлопали крыльями в розовато-лиловом небе или же ползли по земле. Волны мутировавших существ снова и снова бросались на стены города, как бурное море бьётся о скалу.

Вдалеке, за пределами городских стен, небольшая банда свирепых созданий Хаоса ворвалась в заброшенный сельский дом, в подвале которого они обнаружили запертый на висячий замок железный люк. Взломав его, мутанты нашли покрытый паутиной вход в коридор, идущий в направлении Прааги. Поняв, что они обнаружили потайной ход в человеческий город, слуги Хаоса спустились вниз по гнилым деревянным ступеням и побрели в темноту. В конце концов, коридор привёл их в круглую комнату, из которой выходили восемь одинаковых проходов. В центре комнаты, к полу, было приковано необычное, жалкое существо, сочетающее в себе черты человека и насекомого.

«Свобода! Свобода! Освободите меня!» — умоляло оно. Заинтересовавшись, упрямый до тупости предводитель отряда Хаоса разбил оковы существа. Человек-насекомое пошатываясь, нетвёрдо встал, расправил свои паукообразные ноги, а затем бросился по одному из туннелей.

«Отец!» — стенало оно. «Отец! Я иду к тебе!». Бывшие в отряде Хаоса были слишком коварны, чтобы пропустить такое зрелище, которое, казалось бы, обещал им странный поворот событий, и они помчались за ним.

На следующий день, когда ополчение вновь оттеснило захватчиков мутантов за пределы городских стен, старый Нед изучал бурлящие тёмные облака, тянувшиеся от края до края, ставшего теперь кровавым, неба. Он ткнул скрюченным пальцем в воздух и нахмурился. Будет ещё одна гроза. Нед надеялся, что молодой хозяин не простудится — он не привык мокнуть.