Денис Юрин - Турнир

В очередной раз мельком взглянув на мертвую землю, и на самом деле походившую на кладбище, солдат уж совсем вознамерился перейти на противоположную сторону смотровой площадки, где почему-то было чуток потеплей, да и меньше дуло. Однако то, что он вдруг увидел, вмиг заставило служивого позабыть о телесных страданиях. В лунном свете было отлично видно, как со стороны леса по пустоши быстро бежали две черные как смоль и вроде бы совершенно голые фигуры. Людьми злоумышленников было трудно назвать, поскольку на их вжатых в плечи и поэтому как будто лишенных шей головах красовались ветвистые рога, а пониже спин трепыхались на ветру настоящие, длиннющие хвосты с пушистыми кончиками.

«О Небеса! Это же нечисть… черти!» – ужаснулся солдат фестшутца, которого еще сильнее затрясло, но уже не от холода, а от леденящего сердце страха.

Длинные волосы одного из нечестивцев развевались, подобно армейскому стягу, мелкие кудряшки другого едва дрожали. За спинами чертей болтались какие-то узелки, которые часовой вначале принял за огромные, бугристые горбы. Парочка из преисподней направлялась, конечно же, ко рву, но бежала не напрямик, а как-то странно: то, низко припадая к земле, то, петляя по мертвому полю. Возможно, прислужникам Тьмы было трудно передвигаться по лишенной растительности, уже несколько раз окропленной святою водою земле, а возможно, они просто такими маневрами мешали часовым на башнях прицелиться.

Солдат не знал, способен ли обычный арбалетный болт причинить чёрту вред, но поскольку нечестивцы явно опасались быстро летящих и мерзко жужжащих в воздухе снарядов, то грех было не нажать на спусковой механизм. Вскинув арбалет, часовой прицелился, метясь в вырвавшегося немного вперед и приблизившегося уже на сотню шагов ко рву длинноволосого черта. Стылый ветер слепил слезящиеся глаза, а померзшие руки ходили ходуном, и поэтому, когда указательный палец солдата наконец-то сумел надавить на спусковой рычаг, оружие сильно тряхнуло… и оно чуть не вырвалось из дрожащих рук. С третьей попытки болт полетел совсем не туда, куда стрелок задумывал, но, по счастливой случайности, все-таки настиг жертву. Длинноволосый черт даже не испугался, даже не дернулся в сторону, как будто почуял, что смертоносный снаряд пронесется мимо него. А вот второй, немного поотставший и чуток прихрамывающий на бегу нечестивец оказался не настолько удачлив и прозорлив. По всей видимости, не заметив несущегося в его сторону болта, он в ненужный момент принял влево и тут же упал, став случайной жертвой сложившихся не в его пользу обстоятельств. Правда, уже в следующий миг подраненный черт резво вскочил и, прижимая косматой лапищей покалеченную левую ногу, продолжил бег к крепостному рву. Теперь враг рода человеческого прихрамывал на обе ноги, отчего его перемещение больше походило на подскакивание необузданной кобылы, пытающейся сбросить со спины седока, а заодно, одновременно хвостом и гривой, отбиться от назойливых слепней.

Длинноволосый черт не остался безучастным к судьбе дружка по адским котелкам да сковородкам. Бежать отстающему он не помог, но зато резко остановился и пригрозил стрелку высоко поднятым над рогатой головой кулаком. Ветер гудел в ушах поспешно перезаряжавшего арбалет солдата, и он не услышал, что именно выкрикнул нечестивец, но ему послышалось, что это была довольно банальная, но от этого не менее страшная угроза: «С зада шкуру спущу!»

Руки часового, как назло, задрожали пуще прежнего, и зловредный болт, выскользнув из ложбинки, упал в темноту под ногами. На пару секунд часовой впал в замешательство, не зная, что ему делать: искать пропажу вслепую, шаря рукой по холодным камням, достать новый болт или, позабыв о стрельбе, затрубить в рог? Подать сигнал тревоги казалось солдату самым лучшим и простым решением, ведь бороться в одиночку с чертями ему не хотелось. Однако устав караульной службы фестшутца строго-настрого запрещал поднимать гарнизон по тревоге при появлении группы нарушителей численностью менее троих. Часовые были обязаны расправляться с мелкими группками нарушителей сами, конечно, если те не вооружены луками, арбалетами, пращами или иными видами оружия дальнего боя. Замеченным с башни злоумышленникам все равно некуда было деться, поскольку, переплыв ров (до которого еще следовало добраться), им пришлось бы карабкаться по высокой, отвесной, хорошо просматриваемой и простреливаемой с башен стене. Только слепой иль криворукий страж стены (каких в фестшутце не держали) не смог бы продырявить парочку сумасбродов, собравшихся тайно, под покровом ночи пробраться в город. Устав однозначно предписывал часовому расправиться с подобной парочкой самому, а о чертях и прочих нечестивцах в святом для солдата писании даже не упоминалось, так что стрелок решил продолжить стрельбу и потянулся за новым болтом.

Вот только когда оружие снова было готово к бою, стрелять-то оказалось не в кого. Грозивший ему кулаком черт бесследно исчез в темноте, а допрыгавший до рва подранок спрыгнул в воду. Сколько часовой ни следил за гладкой поверхностью водоема, но так и не приметил, чтобы над ней хотя бы на долю секунды показалась рогатая голова. Страж так и не понял, куда же запропастились богомерзкие нечестивцы. Ему, конечно же, было страшно, но в то же время напуганную душу грела мысль, что поскольку черти летать, по всей видимости, не умели, то он находится в безопасности. Незаметно по стене им не подняться, а изо рва внутрь крепости никак не попасть. Хоть именно под проклятой башней находился сток городских коллекторов, но через перекрывавшую подводное отверстие стальную решетку не смог бы проплыть не только человек, но и средних размеров рыба. Прутья преграды были крепки да и располагались один от другого на расстоянии в мизинец младенца.

Постепенно страх прошел, а вслед за ним отпустила и дрожь в членах. В течение нескольких минут ничего не происходило, и перепуганный, но все же храбро встретивший врага солдат позволил себе забыть о происшествии. Его жизнь была уже вне опасности, получившие достойный отпор черти наверняка поспешили трусливо сбежать в преисподнюю. К тому же все равно ни дежурному офицеру, ни сослуживцам о случившемся не рассказать. Башня пользовалась дурной славой, и ему, скорее всего, поверили бы, не сочли бы брехуном, но что проку в пустой болтовне? Уж если мудрым священникам не удавалось воспрепятствовать появлению нечестивцев, то что могли поделать со служителями сатаны они, простые солдаты, не знавшие ни чудотворных молитв, ни священных таинств, а умеющие только колоть, рубить да стрелять?

Какое-то время еще понаблюдав за стеной и за рвом, часовой окончательно успокоился и наконец-то осуществил то, о чем так долго мечтал и в чем так сильно нуждалось его озябшее тело. Он перешел на другую сторону смотровой площадки и, опершись спиной о не столь, как все остальные, холодный зубец, попытался хоть немного согреться, а может, даже подремать. Однако мечтам не суждено было сбыться. Едва слезящиеся глаза закрылись, как солдату вновь стало не по себе и страхи мгновенно вернулись. Нет, он ничего не услышал… никаких посторонних звуков, кроме мерного завывания ветра, но все же часовой почувствовал, можно сказать, ощутил нутром чужое присутствие рядом.