Эл Ибнейзер - Дар Менестреля

— Именем Короля Леогонии, вы арестованы, господа разбойники. Немедленно сложите оружие.

Дастин резко обернулся, отчего хрустнули шейные позвонки.

Позади на красивом пегом жеребце гордо восседал герцог Хорнкарский. И полсотни всадников из королевской конницы медленно обнажали мечи.

— Этих двоих взять живыми! — отдал приказ Ильмер и, надвинув на лицо забрало, хлестнул жеребца.

Тотчас завыли стрелы, одна за другой летя в самую грудь предводителя отряда. И как ни в чем не бывало;, отскакивали от искусно сработанных доспехов герцога. Дорогие латы гномьей работы были не по зубам тонким стрелам.

Лучники скрылись в лесу, уступая место меченосцам и воинам с секирами. Чуть ли не сотня бородатых разъяренных разбойников вынырнула откуда-то из чащи и с диким воем понеслась прямо на королевских ратников.

Менестрель и колдун оказались как раз посередине между двух сближающихся неприятелей.

— Бежим! — закричал Онтеро и, очертя голову, ринулся в сторону. И откуда у этого коротышки взялась такая прыть! Молодой бард едва успевал за колдуном, вовсю улепетывающим с поляны. Краем глаза Дастин заметил, как от отряда Ильмера отделилась пара всадников и галопом помчалась вслед за ними.

Когда колдун и бард уже почти добежали до кромки леса, что-то твердое больно ударило Дастина в спину. Юноша упал навзничь, кровь залила глаза.

Последнее, что услышал менестрель, теряя сознание, был яростный голос Онтеро на фоне разыгравшейся битвы:

— Меглери Эт танаар!..

…Сначала было Ничто. А потом медленно возникло Нечто. Откуда-то из глубин сознания, разрывая плотную ткань первозданной Тьмы, пришло Видение.

Их было двенадцать. Они были красивы, хотя и не принадлежали человеческому роду. Непрвдоподобно правильные черты лица четко выделялись в неизвестно откуда исходящем ярком свете. Белые безжизненные зрачки их глаз смотрели в никуда, а тонкие бескровные губы шептали непонятные слова.

А потом они все разом запели. Монотонно, в один голос…

Это была неземная, чарующая музыка. Казалось, она проникает повсюду, заставляя неживое оживать, а живое трепетать от восхищения.

Это была Великая Песня, и Он знал, что должен дослушать ее до конца. И Он, помимо своей воли, начал вторить их голосам. Откуда он знал мелодию? Откуда-то пришла мысль, что Он слышал ее уже дважды… Нет, то была не та Мелодия, но то были дополняющие аккорды. Он знал, что не только может спеть эту Песню, Он догадывался, что в силах изменить ее, дополнить и спеть занова. Hо сейчас нужно любой ценой запомнить то, что поют эти двенадцать неведомых созданий.

И Он впитывал в себя чарующие звуки Песни, словно иссохшаяся земля пустыни всасывает живительную влагу долгожданного дождя.

И когда Он почувствовал, что готов исполнить свое собственное Соло, режущий слух голос прозвучал в сознании:

— Он дышит, Тич, смотри, он дышит!!!

Видение померкло, и вместе с ярким светом в Ничто растворились последние аккорды Мелодии…

— Скорее, мальчик, принеси воды! Он пришел в себя. Он ЖИВ!

Дастин с трудом разлепил тяжелые веки.

Когда перестала кружиться голова, и мутная пелена спала с глаз, бард увидил низкий, затянутый паутиной, потолок маленькой хижины и склонившегося над ним пожилого низкорослого мужчину. Hа круглом лице играла добрая улыбка, на лысине играли отблески висящей под потолком зажженной лучины.

— Мальчик мой, слава Алтарям Архипелага, ты жив. Тич, маленький прохвост, неужто твои вонючие снадобья помогли? — коротышка добродушно расхохотался.

— А то как же, почтенный Онтеро. Как говорила мне моя прабабка Эльзуба, из меня вышел бы неплохой врачеватель, не появись этот мерзавец Лесли, — прозвучал задорный мальчишеский голос, и в поле зрения барда возник тощий огненно-рыжий парнек лет пятнадцати, с весьма сотрым подбородком и не менее острым носом. «Чем-то смахивает на лису» — подумал Дастин, делая глубокий вдох.

Менестрель тотчас пожалел об этом. Острая боль в груди заставила его конвульсивно дернуться, и Дастин хрипло застонал.

— Э, погоди, уважаемый, — с участием пробормотал рыжий. — Hе дыши глубоко, эти сволочи, кажись, подломили твои ребрышки.

— Боюсь, копье того битюга задело ему легкое, — задумчиво сказал Онтеро, бархатной тряпочкой вытирая свою лысину.

— Копье?.. — прошептал Дастин и подивился собственному голосу. Ему показалось, будто это сказал жуткий зомби из ужасных сказок.

— Эк тебя. Hу и голосок у тебя, певец! Мда… — Онтеро тупо уставился на тряпочку, словно ожидая там увидеть грязь, стертую с его лысины. — Помнишь, на поляне сошлись разбойники и посланный за нами конный отряд во главе с Ильмером?

— Ильмер…

— Во-во, Ильмер, герцог Хорнкара. Мы побежали, двое — за нами. Один, здоровый такой детина, ткнул копьем тебе в спину. Слышу — ты кричишь. Обернулся, вижу: дело плохо. Этот бугай уж вознамерился перекинуть тебя через луку седла, а второй уж вскинул свое копье, на меня нацелившись. Hу я сгоряча и колдонул немного… И вот что странно: эти двое вмиг обратились в гадюк, их тотчас потоптали собственные кони. Ума не приложу — откуда у меня столько силы взялось? Ведь для заклятия метаморфозы нужно большую мощь иметь, да и готовиться долго надо. И к тому же — слов этого заклятия я не знал раньше. Чудно! — Онтеро снова принялся протирать своб лысину, наморщив морщинистый лоб.

— А я шел мимоход, гляжу: на поляне насмерть бьются стрелки Лесли и вооруженные тяжелыми мечами ратники в латах. Hу думаю, наконец-то королевская гвардия сподобилась на поимку этого мерзавца. Что б ему, супостату, гнить всю жизнь в темницах с крысами…

— Э, ты про крыс того… Помолчи, короче, — нахмурился колдун.

— Да ну их… Hу вот, — продолжал тараторить тощий Тич. — И тут вижу — вы улепетываете к лесу, а за вами — двое на конях. А потом… Ой, что было, что было! — Тич схватился за голову и стал метаться по комнате, изображая схватку на поляне. — Эти, с мечами на конях бьются, а лесливы лучнки в лес поубегали, зато тьма тьмущая ихних меченосцев и топорников выползла. Почитай вся шайка. Рубились славно. Меч — бац! Секира… Фиу! Стрела полетела… а ему хоть бы хны… латы на совесть сработаны… тот, на вороном, упал… шея разрублена… топор застрял… — дальше Тич углубился в детальное описание боя, такое, какое понимают лишь одни мальчишки.

— Короче говоря, — перебил его Онтеро. — полегли почти все. Как эти в гадюк превратились, я поволок тебя, бесчувственного, к лесу. Тут слышу: кто-то зовет тихо. Гляжу: вот этот самый рыжий охламон рукой машет, мол, сюда давай. Укрылись мы в кустах, и все видели. С десяток разбойников все же удрало, а вот королевские воины полегли, похоже, все. Небось уже мородерствуют выжившие стрелки-то…