Наталья Метелева - Огнетушитель для дракона

Сто лет со дня исчезновения отца истекали как раз этим летом.

Наша летняя нора была пуста. Сначала я подумал, что ошибся люком: такой идеальный порядок царил во всех отнорках, даже в моем углу. Даже в дедовом, куда с моего рождения не проникала метла – с тех пор, как последний раз у него гостила бабка Йага. Полы выскоблены до блеска. Вещи куда-то подевались. Точнее, исчезли дедовы книги и рукописи, сундучок с маминым приданым, и кое-какая мелочь. Самое печальное: пропала бочка сушеного оленьего мяса.

Я запаниковал: неужели Ррамон пленил деда с мамой, не дожидаясь моего отлёта? И тут же услышал тихий рокот. Потолочные брёвна чуть содрогнулись, обдав меня облаком чёрной пыли с запахом перегноя. До чего ж худо наше жилище! – покаянно заметил я, словно только что проснулся. Вернусь – заменю крышу. Давно пора было. И на что я надеялся? Что царскую дочку приведу в такую вот могилу, вырытую в сырой земле?

– Пришёл, сынок? – крыло матери легонько потрепало меня по загривку. – Долго же ты, уже скоро закат. Проголодался?

– Угу. Как таёжный дракон.

– А что ж ты у царя не остался на пир в твою честь?

Я заглянул в антрацитовые глаза.

– В мою ли? Царь какого-то князя Зуверрона привечать будет.

И мамины глаза вдруг гневно вспыхнули таким же алым светом, как у чужака. Она так зашипела, вздыбив чешую, что я попятился.

– Зуверрон? Здесь? Зачем?

– Он Ларику сватает за кого-то.

Гата Нагична замерла, её глаза померкли, стали как камни из чёрного льда.

– Так вот зачем принцесса понадобилась… Жребий героя! – она презрительно фыркнула, словно это я жеребьевку подстроил, своими лапами. – А ты что же, сын?

– Она меня не любит. Так ты знаешь этого чужака, мам?

– Нет, – отрезала она, впервые солгав так явно, глядя мне в лицо.

Я растерялся. И обиделся.

Странное у нас получалось прощание.

Сверху в исполнении дедова баска донеслась лихая частушка. Дед заливался минут пять и ходил вокруг норы кругами – похоже, в пляс пустился.

– Опять Ррамон сватов присылал, и дед нализался? – ужаснулся я.

Мама усмехнулась.

В люк шлепнулась давешняя папка из пёстрой ужовой кожи. Следом, кряхтя и охая, свалилось грузное тело Горыхрыча.

– Здорово, мышки-норушки! Не ждали? – загремел пьяный рёв. А совершенно трезвый дедов глаз лихо нам подмигнул.

Я всё ещё досадовал на него за карту, но рассердиться по-настоящему на будущего заложника не мог. Неизвестно, как гордый дедуля воспримет заточение.

– Дед, ты меня наколол со своей допотопной картой!

Он смутился, виновато заморгал:

– Дык, я же как лучше хотел, Горушка. Чтоб времени у тебя больше было на заучивание. Ить не всё же на земле русской за эти века сяк наперекосяк стало. Реки, почитай, почти все на месте. Новгород с Муромом устояли, Рязань с Китежем. Тьфу, – он сплюнул, забывшись, и под прищуренным маминым взглядом стремительно перехватил молнию в полёте, и она вкатилась обратно в глотку как бильярдный шар в лузу. – Китеж, кажись, это… того. Да и той карты хватило бы, чего голову-то мелочами забивать? А что до паролей и лёжек… А ну, как потомков тех драконов встретишь? Вот к тебе и доверие сразу будет, по старой-то памяти.

– Ладно, дед, это я так. Я же для тебя, что хочешь, сделаю.

– Уж сделай, будь ласков. Вернись живым и невредимым.

– Мам, дед, я должен предупредить. Царь вас…

– Тише, Гор, – нахмурилась она. – Знаю. Мы давно ждали такого поворота.

– А то, – подмигнул Горыхрыч. – Подготовились… к празднику. Не беспокойся за нас.

И тут, перейдя на язык глухонемых, он меня огорошил: мама решила вернуться в Гималаи, а дед вызвался в провожатые. К бегству всё подготовлено, да и брать особо нечего. Самое ценное – портрет отца – мама отдала мне с наказом вручить ему, если встречу.

Я успокоился. Вряд ли царю удастся догнать беглецов: мы-то с дедом знали, что Гата Нагична была даже гениальнее Ларики в искусстве мимикрии. Не всякий дракон увидит её истинное тело под напущенным мороком.

На закате я покинул родное Гнездо, спрятанное на безлюдных просторах Сибири.

Ларика так и не пришла попрощаться. Наверняка готовилась к балу в честь договора помолвки. Да и кто я такой, чтобы меня провожали чужие невесты с голубой кровью под золотистым металлом «нисана»?

Неприятности начались сразу. Я не смог принять скоростную форму, к которой каждый дракон способен от рождения. Меня так мутило, что о втором уровне сознания, необходимом для перехода в сверхформу, даже подумать было невозможно – с первым-то еле справлялся. Может, я заболел для полного счастья? Драконы редко болеют, зато основательно.

Всё в той же иноформе трактора я поднялся над тайгой, полетел над верхушками, чтобы при первой же тревоге с воздуха нырнуть в спасительную таёжную щётку.

И думать нечего обернуться в Москву и обратно за месяц таким тихим ходом. Мне нужно добраться до железной дороги и оседлать товарняк. Тоже не быстро, но за неделю доедем. Про самолёты дед врал. Ни один нормальный дракон не пойдет на такой риск – слишком уж хрупки воздушные машины.

С гусениц трактора осыпались комочки земли, в разбитое ветровое окно влетел шмель и загудел, забившись под сиденье, обтянутое драным дерматином. За шмелем шмыгнула сойка, разочарованно чирикнула, потеряв пищу, и уселась на сломанный руль. На пухлую папку, лежавшую на сиденье, капнула сероватая капелька, залепив резу «и» в слове «Зимей», и на переплёте опять красовалась пугающая надпись: «Змей Велесов».

И я вдруг перестал чувствовать себя одиноким.

Если бы ещё я знал, к чему приведёт меня это путешествие!

Глава третья. Беглецы во все концы

От воспоминаний о вчерашнем дне меня отвлёк страшный грохот, я едва не оглох. Молния ударила совсем рядом. Но ведь не в меня же. От сердца отлегло – Великий Ме предупредил, но пощадил.

Мы со студентом потеряли ещё час, пока не стихли громы и молнии. Дима, устроившись в кабине, занимался перевязкой. Никаких особых ранений я у него не заметил, разве что синяк в полбедра. Но студент, старательно морщась от боли, сменил тампон и бинт.

Циклон переместился на северо-запад. На исходе грозы в небе показались драконы.

Их вёл Хрос, брат Ларики, и летели они журавлиным клином из пяти вертолётов ВВС. Летели быстро, на пределе нашей скорости в такой иноформе, рискуя зацепить грозовой фронт.

Такого боевого построения среди наших я давно не видел. Значит, случилось что-то очень серьёзное. Мою невидимую под личиной самолета чешую вздыбила нервная дрожь.

Я занервничал, приказал человеку сидеть в хвостовом отсеке и делать вид, что он умер ещё вчера в волчьем брюхе. Если драконы учуют русский дух и поймут, что парень жив и даже не в плену, нам обоим не поздоровится.