Виктор Косенков - Я – паладин!

Но мертвяк, которому Леон порвал брюхо, уже добрался до мальчишки. Путаясь в своих внутренностях, он схватил Леона за ноги, норовя подтянуть к себе, разорвать, вцепиться гнилыми мерзкими зубами!

Мальчик принялся брыкаться, но мертвый держал его как клещами, оттаскивая от костра.

И когда омерзительная харя оказалась близко-близко, когда из раззявленной пасти пахнуло прямо в лицо, Леон ткнул изо всех сил в раскрытый рот пылающим факелом. Надавил, чувствуя, как подается оружие внутрь! От соприкосновения с огнем лицо мертвеца съежилось, потекло густыми мерзкими сгустками. Обнажились кости.

Леон оттолкнул мертвеца ногами, вскочил, что было сил ударил его по голове и кинулся бежать туда, где все еще отмахивался пикой, встав спиной к костру, отец.

– Папа! Папа!

Мертвые обернулись, но шарахнулись в сторону, когда Леон, выставив перед собой факел, кинулся вперед, закрыв глаза от ужаса.

– Какого черта ты тут делаешь?! – рявкнул отец. – Почему не уехал?!

Его руки были заляпаны чем-то черным, пика обломана. Он отбивался, держа остатки черенка в одной руке, а лезвие с куском палки – в другой.

– Дай сюда! – Он выхватил из рук мальчишки факел и принялся размахивать им из стороны в сторону. Мертвые шарахались от огня, но подступали все ближе и ближе, стараясь загнать живых в костер.

– Сгорим!

Леон ухватил здоровенную головню и кинул ее в приближающихся мертвецов. Зомби отшатнулись. Но ненадолго. Из обступившей темноты, наполненной криками, хрипами и рычанием, лезли новые и новые рожи. Страшные. Уродливые. Почерневшие. Мерзкий смрад забивал ноздри, не давал дышать. А там, позади жутких рож, приближалось что-то совсем уж невозможное. Это Леон заметил только краем глаза. Там в черном небе низко метались будто бы языки пламени! И сам воздух гудел, звенел, а земля под ногами вздрагивала от невидимых ударов.

Когда отца отшвырнуло в сторону, Леон упал на спину и вжался в почерневший снег. Над ним склонились мертвяки, потянулись жадные вонючие руки! Земля загудела, Леон ощутил, как дробно бьется она ему в спину. Мальчишка заорал! И тут.

Из темноты выметнулась огромная, черная с пылающими глазами лошадь! В прыжке она распласталась во все небо, и всадник, огромный, больше всего небосвода, в броне, которая светилась ярче всех звезд, взмахнул пылающей булавой! С гулом и шипением сгусток пламени врезался в спину ближайшему мертвецу!

Сочно чавкнуло. Метнулась в стороны черная гниль. Лошадь со сказочным всадником перемахнула через костер и скрылась в ночи, оставив мертвых, которые уже не поднимутся из могилы.

А из темноты выскакивали новые и новые всадники!

Кто-то схватил Леона, притянул к себе. Мальчишка закричал, забился, как маленькая птичка в лапах хищника.

– Сынок! Сынок! – кричал кто-то черный и окровавленный. – Сынок, это я!

Леон с трудом узнал отца. Прижался к нему. Они оба скорчились в мокрой каше из крови, растаявшего снега и еще черт знает чего.

– Кто это? – Леон пытался отодвинуться, посмотреть, увидеть, что же там происходит. – Кто это?!

– Не шевелись, не шевелись! – страшно закричал отец. – Это паладины!

Вокруг все ревело. Казалось, мир рушится. Где-то вдали бил как припадочный колокол и тряслась земля под копытами.

Глава 10

Паладинский разъезд догнал их, когда они возвращались в деревню. Уже утром. Мокрые, замерзшие, грязные, они едва шли. Лошадь обнаружилась неподалеку. Со вспоротым брюхом, в луже крови и дерьма, она лежала, глядя бессмысленными глазами куда-то вверх. Мертвые оказались резвее Леона и догнали ее тогда, в страшной темноте.

За ранеными из деревни прислали сани. За ранеными и убитыми.

Остальные шли так. Позади чадно горели костры. Это работала погребальная команда. Жгли остатки мертвяков.

Горячий конь, черный, с паром, валящим из больших ноздрей, взрыл копытами снег рядом с Леоном.

– Крестьянин! – Всадник поднял маску шлема. Паладин был огромен. Широкие нагрудные пластины панциря сверкали, будто и не было ночного боя, грязи и крови. – Крестьянин, укажите путь к старосте!

Отец разогнул спину. Когда тот поклонился, Леон даже не заметил.

– В центре деревни. Там, где большой знаковый камень…

– Благодарю вас, крестьянин! – Голос у паладина был громкий и гулкий.

Он коротко крикнул, и конь, поднимая тучи снежной крошки, унесся прочь.

– Пап, – прошептал Леон.

– Что? – Голос отца был совсем слабым и тихим.

– Почему он так странно говорил?

– Так говорят в столице. В Фервале.

Но Леон не слышал, он глядел вслед ускакавшему паладину.

Когда они добрались до деревни, то их встретило оцепление из хмурых охотников на ведьм.

– Туда, туда! – Охотники махнули рукой куда-то в сторону центральной площади. – Все туда.

– Что там? – спросил отец. – У меня ребенок. Ему нужна сухая одежда.

Ближайший охотник покачал головой. Но потом, посмотрев на Леона, стащил с себя плащ и кинул его отцу.

– Вот.

И жестом показал, куда надо идти.

Укутанный в тяжелый черный с красным кантом имперский плащ Леон начисто утратил ощущение реальности.

На деревенской площади, где раньше, очень редко, староста собирал народ на сход, были установлены три больших шатра. Несмотря на то, что светило солнце, горели факелы и несколько больших масляных жаровен. Все жители деревни, от мала до велика, стояли большой очередью в эти шатры. Мужчины, женщины, дети, все раздельно, каждый в свой шатер.

– Что это, пап? – тихо спросил Леон.

– Не бойся. Ничего не бойся, – ответил отец и сказал, будто заклинание: – Все будет хорошо.

Леон впервые видел столько вооруженных людей сразу. Тут были уже знакомые ему охотники, были и лучники, одетые в зеленые с золотом плащи, и стражники с большими топорами на длинных ручках, называвшихся алебардами. У входа в каждый шатер стоял молодой человек в длинном одеянии. Он о чем-то спрашивал входящего и запускал внутрь. Что происходило там, внутри, видно не было. Те, кто выходил наружу, с другой стороны шатра, молчали. Вообще все происходило в странной пугающей тишине. Если кто-то и разговаривал, то шепотом, будто боясь быть услышанным. Там, на той стороне площади, Леон разглядел маму. Она держала на руках сестренку и тревожно смотрела в их сторону. Отец махнул ей рукой.

Чуть в стороне от других стоял староста. Рядом с ним сидел на раскладном стуле важный человек с золотой цепью на шее. Барон. Иногда он спрашивал о чем-то, и староста, подобострастно кланяясь, отвечал.

Неподалеку стоял, опершись на палку, грустный и осунувшийся отец Тиберий. Казалось, он чего-то ждет.

Еще дальше, там, где собирались люди, вышедшие из шатров, гарцевали кони паладинов. Всадников же видно не было. И Леон еще удивился, где же они…