Марек Гот - Я не люблю пятницу

— А какого же я, позволь узнать, склада такого особенного?

— Откуда же я знаю. Иногда кажется, что вот еще чуть–чуть и все станет ясно, а потом ты как‑нибудь так голову повернешь или посмотришь и снова такое ощущение, что ты сюда случайно забрел и даже не понимаешь где ты и зачем ты здесь. Не знаю. Но ты не такой. Я чувствую. Я плохо объясняю, да? — Она немного помолчала. — Ты же не простой солдат, как говорил Юлу?

— Вообще‑то, да. Я сержант. Но до этого был солдатом. А еще до этого — капитаном.

— Ты из благородных?

Я надолго задумался. Был ли я из благородных? Когда‑то этот вопрос меня занимал. Не конкретно этот — нет. Просто я, как любой сирота, в детстве часто думал, что в один прекрасный момент в ворота Королевской школы въедет карета с гербом, оттуда выйдут какие‑нибудь мои родственники, какие‑нибудь дяди или тети. Должны же у меня быть хоть какие‑то родственники? И тогда все сразу станет хорошо. Закончится холод, голод, побои и ежедневная муштра. Что будет вместо этого, я не знал, потому что ничего другого в своей жизни не видел, но твердо верил, что все будет хорошо. Я верил в это до тех пор, пока мне не исполнилось восемь.

— Своего отца я видел четыре раза в жизни и я не знаю — был ли он благородным. Моя мать умерла при моих родах. Моим домом была Королевская школа боевых искусств, а потом Королевская военная академия. Вот, в общем‑то, и все.

— Ты сказал, что был капитаном…

— Меня разжаловали без права занимать офицерскую должность и отправили в глубокую разведку.

— За что?

— Долгая история. Да и не похожа она на вечернюю сказку для маленьких девочек.

— А я и не маленькая девочка. Моих родителей и тех сестер десять лет назад зарезали у меня на глазах. Просто вспороли им животы, как овцам на бойне. С тех пор я перестала быть маленькой девочкой.

— Кто это сделал?

— Солдаты Федерации.

— Десять лет назад Фаро был вне зоны боевых действий.

— А я и не сказала, что это произошло в Фаро. Сюда я переехала после. Хотела быть подальше от всего.

— Я тоже солдат Федерации.

Кира замолчала и на этот раз надолго. Я уже подумал, что она заснула, когда она заговорила снова.

— Ты дезертир?

— Ну–у… можно и так сказать. А почему ты так решила?

— Ты не особо распространяешься о своей службе, а солдаты Федерации только о ней и говорят. Ты не хвастаешь наградами и не вспоминаешь "былые деньки". Я думала, что ты воевал на стороне королевств. Что у тебя за неприятности?

— Да я и сам пока конкретно не знаю…

— Я не навязываюсь, но если хочешь поговорить…

Короче, я рассказал ей все. Почти все. О герцоге, о Максе Лэне, который умер, успев все‑таки увидеть солнце. О Викторе. О Дэвиде Буковски. О Дэне. О Кресте. О Якобсоне и его дочках. Я не сказал только, чего хотел от меня Виктор.

Кира молчала и хрустела пальцами. Потом она спросила:

— А этот Дэн, он какой из себя?

Я описал.

- - Это Котэ Дэниел Ферт, сын Дэвида Буковски.

— Вот уж не знал, что у него есть сын.

— Он вообще‑то внебрачный сын, но это тот еще секрет. Все знают. Суть не в этом. Как он тебе показался?

— Глуповат немного, чуточку сноб, но в принципе нормальный парень.

— Это твоя большая ошибка. Ферт — очень хитрый и фантастически жестокий сукин сын. Порой он производит впечатление сумасшедшего. Иногда — такого вот наивного паренька. Но все это — маска. Повторяю — он хитрый и жестокий сукин сын. Его папаша устроил ублюдка на работу в мэрию. Формально Дэн занимает там какую‑то мелкую должность, но на самом деле они вместе с папочкой проворачивают всякие темные и грязные делишки.

— Какие к примеру?

— Любые. Не брезгуют ничем. Но куш должен быть достаточно большим. Навар меньше ста тысяч их не интересует. Чем ты их приманил? Нет, ничего не говори, не хочу об этом знать.

— А откуда тебе все это известно?

— Здесь бывают самые разные люди и не все из них могут держать язык за зубами. Знаешь, как бывает — случайное слово здесь, обрывок фразы там… Имей ввиду — я никому об этом не говорила, так что…

— Насчет меня можешь быть уверена. А этот Ферт захаживает сюда?

— Весьма часто. Иногда с папашей, но чаще сам.

— Что ты мне еще можешь сказать о нем?

— Я тебе и так слишком много сказала.

— А ты случайно не знаешь, кто такой Шкипер?

— Только то, что знают все. Может он и бывает здесь, но, уж, во всяком случае, не представляется, как Шкипер. Бобо, тот заходит иногда.

— Один?

— Он один и до ночного горшка не дойдет. Его объем мозга несовместим с жизнью. Животное. Или, вернее, растение. Я неправильно сказала, что он здесь бывает. Здесь бывает его тело. Тело приводят люди. Всегда разные. Один бывает чаще других. Невысокий, но повыше гнома будет. Гладко выбрит. Плечи очень широкие — прям такой, знаешь, квадрат на ножках. Но я его запомнила из‑за глаз. Глаза у него такие… живые… Понимаешь, у всех этих парней глаза, как у рыб. Ну, вроде как они в Семью вступают и им всем такие глазки выдают, будто спецодежду какую. А у этого не рыбьи глаза. Может он и есть Шкипер, если верно все, что про него болтают. Слушай, я спать хочу.

— Я тоже.

Но заснули мы еще не скоро.

***

— Штаны и куртку можешь не возвращать, я все равно не знаю, чьи они. Деньги тоже не возвращай. Вот две банки мази. Мне кажется, что они тебе пригодятся. Я очень рада, что хоть что‑то могу для тебя сделать. Но все равно тебе лучше подождать, пока я не вернусь из банка. Это недолго.

— Кира, мне не нужны деньги. Сейчас я пойду в банк и сниму свои сбережения…

— Да сколько там у тебя тех сбережений…

— Почти пять сотен золотом.

— Ого! — Кира была удивлена. — Ни фига себе! Откуда? Юл тебе платит три монеты в неделю. Ты что по ночам грабишь запоздалых прохожих?

— Ну–у… Когда я… кхм… демобилизовался из армии, то первым делом продал все те висячки, которых мне там надавали. Тогда, сразу после войны, на рынке их еще не было, и я взял хорошую цену. Перевел ассигнации в золото и положил в банк. Вот и все.

— Все равно многовато получается.

— Ну, по правде сказать, перед тем, как уйти, я заглянул в полковую бухгалтерию. Нехорошо путешествовать без денег.

Кира с удовольствием засмеялась:

— Вот видишь, я была почти права. Но все равно пять тысяч это чуть больше, чем пять сотен, согласись.

Я обнял и поцеловал ее.

— Я знаю, знаю, малыш. Знаю и здорово это ценю. Но не возьму этих денег. Ты уговорила меня взять триста монет, но пять тысяч я не возьму. И эти триста я перешлю тебе при первой возможности. Просто пока я не знаю, когда такая возможность представится. Там, куда я направляюсь, возможно, не будет почтамта.