Ирен Блейк - Предназначение

Чёрные глаза взглянули на меня, оценивая, принюхиваясь.

- А, она не спит. Как такое возможно? Такая малышка, а имеет силу. Никогда с таким не сталкивалась. Она ведь человек.

Мальчик сказал:

- Ещё она истинно верующая. Её молитва имеет силу. Это плохо на меня влияет.

-На миг черноволосая женщина застыла, прислушиваясь.

- Кто-то идёт, пора уходить. Хватай девчонку, а я возьму ту, которая рядом стоит.

Она показала на Юльку.

- Нет! - закричала я, странным образом находя в себе силы.

Я вспомнила про свой маленький серебряный крестик, который был дан мне при крещении. Я достала его, вытянув из-под футболки.

Руки женщины уже схватили Юльку, мальчик взял за руку Яну и полетел к окну. Я в отчаянии стала вслух читать молитву и идти к подруге. Внезапно мой крест засветился. Белый яркий огонь разгорался сияющим пламенем. Женщина жмурясь, прикрыла свои чёрные очи. Она прохрипела:

- Не могу.

На краткий миг я увидела её истинное лицо-старое, похожее на высушенный солнцем череп, обвитый седыми космами волос.

Хлопок - и создание вылетело на улицу. Резко хлопнуло окно, разбились стёкла. Треснуло и разлетелось дождём серебряных брызг зеркало, украшавшее стену. Я не выдержала, и слезы, полные страха, ужаса и боли, ручьём полились из глаз. Последнее, что я помню, это белое лицо охранника, его выпученные рыбьи глаза, луч белого слепящего света, падающего на лицо. Мои глаза застыли, не в силах моргнуть, смотря в одну точку. Помню, как мой рот открывается, слова сами рвутся из горла, хриплым, надрывистым шёпотом:

-Юлька, Юленька...- А потом темнота.

События тех дней полностью стёрлись из моей памяти, и только потом, когда я стала старше, воспоминания медленно возвращались ко мне в основном через сны, странные и пугающие своей яркостью и неправдоподобием происходящего.

Тогда в лагере мы пробыли ещё три дня. Затем прибыли родители и забрали нас домой. Руководство лагеря, надавив на мэра города, каким-то образом замяв то дело, и скандала не было.

Яну так и не нашли. Никто ничего не видел и ничего не знал. Юлька прощалась со мной в слезах и спросила:

- Ты помнишь что-нибудь?

Я молча, непонимающе смотрела на неё, качая головой. На прощание она обняла меня и странно посмотрела мне в глаза, словно запоминая. В её взгляде было что-то такое, хрупкое и едва ощутимое, застывшее и напряжённое, смутно знакомое, но я всё же не знаю, что это могло быть. Может, печаль. Только сейчас я поняла, что там отражалось. Это была благодарность и застывший отпечаток липкого страха и ужаса, что ей как и мне довелось пережить.

Необъяснимым образом, Юлька сохранила память, но боялась, даже мне, свидетельнице, сказать правду . Да и кто поверил бы ей, проговорись она кому-нибудь.

Надеюсь, что у неё всё хорошо потому, что я Юльку больше никогда не видела, а такая подруга как она, мне бы не помешала.

1994 год.

Он сидел, наклонив голову, уставившись на белый альбомный лист. Маленькая серая комната, безликая и наполненная резким светом флюресцентных ламп нагоняла на парня уныние. Рыжеволосый Джеймс Остин, перевёл взгляд на стену, за которой он чувствовал, нет, он был уверен находились те кто за ним наблюдал. Нахмурился, затем взял грифельный карандаш и стал рисовать всё то, что приходило ему в голову, всё то, что они показывали ему за спиной. Полчаса пролетело мгновенно. Когда парень концентрировался, погружаясь в отстранённое состояние, время текло слишком быстро. Дорисовал последний чёрный квадрат, напоследок штрихуя его карандашом, так чтобы он выделялся, изливая недовольство на бумагу. Прозвенел звонок. Дзинь -и тяжёлая металлическая дверь открылась, предоставляя ему свободу. Выходя в белый стерильный оглушающий своей тишиной коридор, он оглянулся, уставившись на стену рядом с единственным металлическим холодным столом, где сиротливо лежал лист бумаги. Оглянулся и тотчас же ушёл, зная, чувствуя кожей как наблюдающий за ним мужчина, лет сорока вздрогнул , теряясь от его пристального взгляда. Все наблюдающие боялись его.

Напротив двери?407, где семёрка слегка кривилась, погрешность мастера прибивавшего номерной знак, а может причина была в другом, кто знает? Просто мимолётная мысль пришла в голову из-за отсутствия разнообразия. Зашёл, щурясь от слишком яркого сияния ламп, глаза за пять минут нахождения в коридоре успели привыкнуть к более слабому освещению, осмотрелся. Здесь как всегда ничего не изменилось. Комната была огромной. Тренажёры, матрасы, зеркала, а также компьютеры, стоящие в центре фиксирующие все его достижения. Подходя к беговой дорожке, снимая белый халат, футболку и джинсы, он натянул на себя специальный костюм и кеды. Затем облеплённый датчиками, стоял не двигаясь, наблюдая за мистером Адамсом. Высоким, ничем не запоминающимся мужчиной. Его глаза равнодушно обследовали паренька, лицо не выражало эмоций. Голос с лёгкой хрипотцой, спросил у Джеймса:

- Ты готов?

Парень кивнул, становясь на дорожку, ожидая пока лаборант, настроит систему. Тёмная дорожка поехала, Джеймс побежал. Лаборант уселся в кресло. Он улыбнулся, залаживая ногу за ногу, вглядываясь на монитор. Капелька пота стекла по виску паренька, улыбка лаборанта сделалась шире. Мистер Адамс ненавидел особенных детей, он считал их монстрами. Но, собственную природную способность не видел в упор, а он умел ставить ментальные блоки. Никто, даже сильный экстрасенс не смог бы выудить информацию из его головы.

Ноги бежали, сердце, дыхание парня были синхронны. Вдох, выдох и мерный спокойный пульс. Джеймс спокойно дышал. Ещё один вдох. За ним другой. Привычка закалённого тела. И все - уставившись в зеркало, встретившись со своими зелёными как у кота глазами, Остин вздохнул, ощущая запах пыли, пота и медный, старой впитавшейся в пол крови, которые не могли скрыть никакие нейтрализаторы. Воспоминания, незримо поднялись из глубин, и парень вновь погрузился в прошлое. Картинка из сна. Самый страшный кошмар, который он не в силах предотвратить и сколько он не прощал себя, внутри для Остина смирению места не было. Ненависть забирала боль, сердце требовало отмщения.

Зима. Грязные серо-белые сумерки. Один из тех дней, когда свинцовое небо нависает над головой, а темнота словно кутает в кокон, обступая со всех сторон. Когда снег только едва покрывает землю, а день уже тёмный.

Одинокое однополосное шоссе. Отец ехал медленно, на встречной не было ни души. Внезапно, на повороте появилась большая грузовая фура, отец, видя ее, сбавил скорость, пропуская вперёд. И тут всё началось. Злоба, мучительная ярость потекла по невидимому каналу, соединяя сознание Джеймса и водителя фуры. Парень, недоумевая, покачал головой. Он зажмурил глаза, пытаясь инстинктивно отстраниться, не понимая, что происходит. Снова вспышка белого света и острого страха от потери себя, а затем сознание парня переместилось в фургон. Джеймс вдохнул тяжёлый воздух салона, отравленный сигаретным дымом. Водитель был пьян, полупустая бутылка виски стояла на полу, возле педали газа. Сальные гладкие волосы, едкий запах пота. Мысли мужчины заполнили его голову: ' Чёрт, сука, последний рейс! Почему уволили только меня? Этот стервец, Ли меня заложил. Я убью этого гада, богом клянусь!'